Читать книгу - "Канун - Михаил Зуев"

Загонять Росинанта в подвальный гараж было лень. Машина уснула возле ворот под проливным декабрьским дождем. На двери уже вывесили рождественский венок.

Док вошел в дом.

Дом был пуст. Домработница ушла. Обычное состояние дома – без эмоций, как-то буднично, подумал Док. Горел нижний свет. В гостиной работал телевизор – легкий шумовой фон создавал иллюзию, что в доме кто-то есть. На журнальном столике валялся маленький пупсик с оторванной ручкой. Док улыбнулся: за Марией заезжали сын и внучка – девочка забыла сокровище.

Он снял одежду, забросил рубашку и белье в стиральную машину, закутался в халат и босиком пошел в кухонную зону. Пол был теплым. «Умный дом» давал три возможности отопления – кондиционеры, водяные радиаторы и пол. Док любил, когда голые ступни касались теплой шероховатой поверхности.

Налив немного вина, спустился в подвал. Док любил подвал. На самом деле то был не подвал – место для уединения. Странно, но даже в совсем пустом доме иногда хочется побыть в одиночестве. Развалившись в одном из двух глубоких кресел музыкальной комнаты, пощелкал пультами. Не хотелось ничего громкого. Док включил музыку тибетских поющих чаш и закрыл глаза.

От себя не уйдешь. И врать себе бесполезно. Еще там, на кругу, когда Андрей въехал Росинанту в корму, Док понял, что пропал: Андрей был так похож на Вальку, что оторопь брала. Только Андрей – молодой. И живой.

Валька подошел к Доку на вступительных.

– Я Валентин. Мы с тобой в одной экзаменационной группе. Привет!

Так они и сдавали вместе. Вечером, в тот день в конце августа, когда вывесили списки, Док не хотел ехать читать – боялся, что пролетел. Валька не испугался. Поехал. Позвонил, смеясь:

– Всё норм, мужик! Мы с тобой в одной группе!

Высокий, чуть полноватый, глаза – голубые озера. Голос нежный, глубокий, ему бы в «Песнярах» солировать – он любую девчонку своим голосом мог в кровать уложить. Но любая ему была не нужна. То ли седьмого, то ли восьмого сентября первого курса в лекционной аудитории физического корпуса в Измайлово, как раз перед лекцией доцента Фарбера, Валька затормошил Дока:

– Смотри, там, на верхнем ряду… Да не туда смотришь, справа, ага, третья, нет, четвертая от прохода, ну, вот эта, прическа каре. Ты ее знаешь?

Док не знал, и каре его не впечатлило:

– Валь, отстань.

– Ну ладно, я пошел тогда.

Взял портфель и отправился на последний ряд. Так у Вальки появилась Ольга. Ольга была серьезная и сразу взяла Вальку в оборот. Через два месяца они поженились. А через четыре случилась внематочная. Неудачная операция – одна, вторая, – потом сепсис, потом еще два месяца в больнице. И бесплодие. Не могло быть и речи, чтобы Валька ее бросил. Они были взаимозависимыми – она, жертва, и он, палач, во всем виноватый, всегда виноватый. Только вот палачом был совсем не Валька. А он любил и был согласен быть кем угодно, лишь бы с ней.

Док поначалу пытался ему объяснять, что неправильно это и никакой он, Валька, не палач. Но Валька не слышал:

– Ей и так тяжело. А мне без нее вообще кранты.

В интернатуру Вальку распределили в ту же больницу, что и Дока, только во вторую терапию. Валька стал какой-то заторможенный, с виноватым взглядом, иногда надолго исчезающий из внимания Дока. Потом Док понял: вещества.

Прошел год, Ольга с Валькой развелась. С «Юго-Западной» Валька вернулся в свою маленькую однушку в Перово. Док был у него несколько раз – берлога берлогой. Валька хорохорился: все наладится. Но чтобы наладилось, нужно бросить. А бросить сам он не мог. Док к тому времени был уже крепко в бизнесе. Поэтому к решению вопроса подошел конкретно.

Пришел к завотделением, где работал Валька, сказал: мне нужно, чтобы он продолжал у тебя работать. Что бы ни случилось. Делай, что хочешь, – он должен работать. Я буду платить тебе еще одну твою зарплату. Каждый месяц, по первым числам, каждый месяц, пока он у тебя работает. Все остальное не твои проблемы. Заведующий, печально посмотрев на Дока, взял первую порцию денег. Как раз тогда, когда Док только вложился в «швейцарцев».

Три раза он «вылеживал» Вальку в клиниках. В хороших, в честных.

– Валька, брат, ну ты же обещал! Ты сможешь! Давай, ну! Совсем чуть-чуть остается!

Валька зубами скрипел, потом холодным исходил, бледнел в полотно, в собственной блевотине корчась:

– Я справлюсь!

И Док верил. Видел, что Валька не тюфяк какой. Он борется, он сдюжит! Валька поднимался. По стеночке, по стеночке, шатаясь, как листочек на ветру, – а все с каждым днем уверенней, все сильней, все кожей розовей, и вот уже взгляд осмысленный, и улыбка – робкая, такая родная:

– Я справлюсь! Я обещаю! Я…

Каждый раз хватало на два-три месяца.

Работу не прогуливал, да какие могут быть прогулы – жил там практически! Дежурств набирал выше крыши. Записные свои с левыми телефонами в кострах жег. Звонил Доку:

– Я уже вторую неделю на работе!

Док приезжал, еды привозил, чаю, кофе, денег. Сидели в его однушке, «Арабески» с «Чили» слушали, институтские фотки пожелтевшие разглядывали. Валька шутил по поводу и без повода, Док смотрел на него – как на сына, как на надежду свою. Чувствовал себя виноватым, что не вместе они теперь, виноватым, что нашел свое счастье и свой успех совсем в другой жизни, на другой орбите – и взял бы Вальку с собой, но не дойдет туда Валька, не доскочит, не сможет. Звонил ему каждый день. Ему, тому, прежнему Вальке из восьмидесятых, тому, что ближе брата.

А потом начиналось снова. Куда уходил, где находил?! – и опять в омут, в танец чертей, в красно-фиолетово-зеленое небо для него одного, в люси ин зе скай виз даймондз^[25], – а Док на берегу, и вода бурлит, и не вода то уже – кровь, руку не протянуть, не достать, не предотвратить.

И снова, зубы стиснув, по новому кругу ада. Валька – никакой, Док – с болью в сердце да с верой в душе. А в паху Валькином – уже «колодцы», а печени-то нет совсем, и желтуха эта каждый раз, такая, что хоть диализ каждый день делай, и разговор такой, пустой – что уже не поговорить, и деменция все явнее…

Один раз Док вывез Вальку в Подмосковье, на частную дачу. Нанятые ребята заперли его в подвале, кормили, поили, не били, но и не выпускали. За две недели вроде переломался. Вышел как стекло. Через месяц все началось снова. Прошел год. И еще четыре месяца. Валька исчез. Телефон не отвечал. Док поехал в Перово. Выломал плечом дверь. Валька болтался на кухне в петле.