Читать книгу - "Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков"

«Дон Антонио» помолчал, а затем сказал со значением: «Я хочу, чтобы ты стал князем!»

Ну, я малость обалдел, конечно, и дед сразу заспешил – мол, не думай ничего такого, я еще с головой дружен. И обещал все-все рассказать, когда мне исполнится двадцать.

«И дверь свою откроешь?» – спросил я тогда.

«Я дам тебе ключ от нее», – серьезно ответил дед.

В суете и житейской круговерти все это как-то расплылось, отдалилось, перестало волновать и быть важным – девчонки тогда интересовали меня куда больше, нежели какая-то там дверь.

После школы мама меня прочила в вуз, но тут я проявил твердость. Даже так – строптивость.

К тому моменту я уже догадывался, почему отец расстался с маманькой – они с ней никак не могли поделить титул главы семьи. Папуля не захотел всю жизнь ходить в ведомых, безропотно подчиняясь воле супруги, и ушел насовсем.

Не сказать, что маманька у нас – «самодура», нет. Женщина она умная, даже чересчур, хозяйственная и домовитая, хотя и несколько легкомысленная. Например, ей лучше не доверять семейный бюджет – все деньги растранжирит, сколько ни дай. И ты же еще и виноватым останешься! В общем, не подарок.

Вот и я выступил против матриархата. Никаких институтов!

И пошел учиться на кузнеца в техучилище.

Маманька, конечно, в слезы. «Тебя ж теперь, дурень, в армию заберут!» – причитала она. «Отслужу, как надо, и вернусь», – парировал я.

Так все и случилось. Отучился я, получил «корочки» кузнеца ручной ковки 3-го разряда, а следом и повестка пришла.

Наша четверка в военкомате собралась, и мы все, в одних труселях, ввалились в кабинет военкома. Так, мол, и так, войдите в положение, товарищ полковник, – учились вместе, хотим и служить в одной части!

А в кабинете еще один чин сидел, повыше званием. Красномордый, сердитый. Думаю – все, сейчас ка-ак рявкнет!

А он заулыбался и говорит: «Молодцы! Хвалю!»

И угодили мы все вчетвером на одну погранзаставу. Стерегли границу с Китаем. Шпионы не попадались, контрабандистов ловили в основном.

А погранцы – как десантники, всегда в боевой готовности. Иначе говоря, гоняли нас усиленно, по принципу – чем больше пота с вас сойдет, тем лучше наука побеждать усвоится.

В первый же месяц службы мне пришло письмо от маманьки. Помимо обязательного нытья и мощного сюсюканья она сообщала о большой неприятности – дед Антон пропал. Без вести, без следов.

А ты служи и думай – то ли студентка какая увела старого, то ли что посерьезнее случилось. С такими вот мыслями и бдел на границе, высматривая супостата.

После дембеля мы всей четверкой вернулись, устроились, кто куда. Колька в «манагеры» пошел, бумагами шуршал в офисе, Мишка в магазин бытовой техники устроился продавцом-консультантом, а Яшка свой бизнес завел – мастерскую открыл, чтобы мечи, ножи да топоры ковать.

Поначалу я думал, что зря он в долги залез, кредитами обвешался, а оказалось, что желающих заиметь клинок хватает.

Ручная работа, не какая-нибудь поделка фабричная. Короче говоря, устроился я к нему, генеральному директору фирмы «Амос», кузнецом.

Не стану злословить насчет Яшкиных регалий – дескать, начальство «ооошки» с персоналом на три с половиной ставки обязательно мнит себя гендиром. Ну, нравится ему, что на визитке пропечатана такая должность, и пускай. Чем бы великовозрастное дитя ни тешилось…

И пошла, поплелась, поползла моя жизнь. Из дома на работу, с работы домой. Сиживал с друзьями, погуливал с девушками.

Маманька уже тревожиться стала. Внуков-то нет!

Ничего, думаю, потерпишь. Будут тебе внуки. Со временем.

А время шло. Вот уже и двадцатый день рождения отпраздновал, и тридцатник разменял…

Яшка еще больше усох и почернел, жилистость обрел, юркость. Колька красавчиком стал, хоть в рекламе его снимай, а Мишка раздобрел, основательности набрал… Килограммов двадцать лишних.

Я один не изменился – каким был, таким и остался. Хмурым мачо. Плечи широкие, бедра узкие – фигура, как у треугольника. Красны девицы заглядываются на такого добра молодца, а самому молодцу иное невдомек – дальше-то что?

Что, так и жить с маманькой до пенсии? Кислород потреблять, не давать унитазу бездействовать? За аванс с получкой расписываться, в «финку» наезжать… И это все?

* * *

В начале зимы бабушка померла. Маманька, конечно, не поехала на похороны – как разругалась когда-то со свекровью, так и навек, – я вдвоем с Мишкой в Новгород явился.

Все сделал, как полагается. Мужики из ритуального агентства могилку вырыли, опустили гроб, закопали, памятник немудреный установили.

Поминки устроили скромные – кроме нас с Михой, соседка Вера Павловна пришла да двое худых аспирантов. В свое время дед их натаскивал, а бабушка подкармливала.

Борщ. Пюре с котлетой. Солянка. Салат. Морс. Водка.

Выпили трижды по стопочке, не чокаясь, закусили, посидели, поговорили и разошлись.

Ныне лето на исходе, я уже и забыл обо всем, как вдруг Вера Павловна звонит. Все, говорит, сроки вышли, пора в наследство вступать. Ну пора так пора.

Постучался в начальственный кабинет и заглядываю.

Генеральный директор важными делами занят был – мастерил бумажные самолетики и запускал их, не вставая с роскошного кожаного кресла.

– Яш! Мне в Новгород надо смотаться. Отгул дашь?

– Дашь, – согласился Амосов. – Хоть отгул, хоть отпуск. Все равно на ремонт закрываемся. Я тебе не говорил еще?

– Не-а.

– Надо, надо офис в цивильный вид привести, – вздохнул шеф. – Да и мастерскую оборудовать пора. А то зимой дует, а летом не продохнуть.

– Горячо поддерживаю и одобряю.

– А чего ты в Новгороде забыл? – вяло поинтересовался Яков. – На даче чего?

– Да не, картошку я еще на выходных выкопал, – отмахнулся я и сказал со значением: – В наследство вступаю!

– А-а! – протянул Амосов. – Вот оно что… Поздравляю. – Внезапно он оживился и предложил: – Слушай, а давай вместе сгоняем?

– Да ради бога! – согласился я. – Только сам поведешь – я на твоем автомате не привыкну никак.

– Собирайся тогда, я за тобой заеду.

– Лады!