Читать книгу - "Третий экипаж - Алексей Гребенников"

Кстати, в Ленинском районе Новосибирска объявилась столетняя (так она сама утверждала) бабка, обещающая каждому нагадать такое будущее, какое он лично заслуживает. Но очереди к бабке не наблюдалось.

Облака, облака, облака. Серые, низкие. На подъезде к плотине Новосибирской ГЭС вырубились вдруг придорожные фонари. Стало темнее, пошел дождь. На этот раз уверенный. Отправиться в Париж еще месяц назад предложил Алекс, но он же теперь в очередной раз разрушил идею, повернув на юг. А нам требовалось уединение. Мы собирались написать веселую книжку о полярных богах, которые по-братски делят своих олешков с соседями и занимаются любовью даже при минус двухстах градусах по Цельсию!

Нужны поводы для веселья?

Албанцы ссорятся с ЮАР (к счастью, не из-за Косово).

Гаагский суд распущен, судей выдали тем странам, которые больше других пострадали от правосудия. Канадский лосось, закольцованный ихтиологами, идет нереститься на Курильские острова (видимо, российские условия кажутся им комфортнее). Правда, в Греции и Калифорнии горят леса, в дельте Меконга выпал снег, на Кубани тучные урожаи привели к столь резкому увеличению численности грызунов, что пришлось составами ввозить на Кубань веселых неприхотливых сибирских лис. Даже добродушные мальгаши ни с того ни с сего прогнали с президентского поста своего симпатичного, похожего на лемура лидера. А в селе Покровка мы с Алексом увидели тучного (как кубанский урожай) батюшку в рясе и с бородой. Он стоял на обочине, его обдавало мокрой дорожной пылью; злыми синими губами батюшка кастовал какое-то затейливое проклятие.

Теперь Алекс, наконец, сообщил причину резкого поворота.

Попросил Алекса поменять маршрут его старый приятель майор Мухин, следователь. Жила в его вещдоках некая снайперская винтовка – опытная, со стажем, с хорошей оптикой, но приговоренная комиссией к списанию. Чудесно пахла ружейным маслом, благородной гарью, в специальном чехольчике лежал кусочек замши, всё как у людей. Готовясь к списанию, неделю назад, объяснил Алекс, майор Мухин, косоротый, кривой, веселый, пригласил близких друзей на старый танковый полигон – отдать винтовке последние почести. Пили самогон домашнего изготовления («гребёнку»), стреляли по пластиковым бутылкам с водой, развешанным в листве огромного тополя. Развешивал бутылки юркий лейтенантик с двойной фамилией – то ли Смирнов, то ли Суконин, а может, всё вместе. Прыгал по веткам, как белка, разносил слухи, травил старые анекдоты, давал добрые советы, – странно, что Алекс промахнулся, а майор вообще не попал в парня. Понятно, бывший полигон выглядел сиротливо. Когда-то по нему гоняли танки, теперь мощные колеи заросли травой, в них стояла мутная, желтоватая от цветочной пыльцы вода. «Вольво» Алекса и «калдина» майора стояли метрах в двадцати от мангала, сквозь непрекращающуюся морось несло дымком; прохожих на полигоне в принципе не предполагалось. Тем не менее на другой день тугой на голову майор не обнаружил винтовки, запертой в багажнике.

Вот жила себе в вещдоках и вдруг ушла в другое место.

– Она же списанная!

– Но висит пока на майоре.

– Он что, взял ее без разрешения?

– Улавливаешь мысль, – одобрил мою прозорливость Алекс. – И не дай бог, она теперь где-нибудь выстрелит.

– А ушла с чьей помощью?

– Вот это майор и выясняет. Пять часов на полигоне, двадцать минут – во дворе Управления, потом еще два часа возле мухинского дома… При этом в машине неотлучно находился водила, багажник на замке, а надо же – исчезла!.. Водила стопроцентно не при чем, а Смирнов-Суконин и булку не украдет…

Алекс пустил одну из своих замечательных многообещающих улыбок и предупредил следующий вопрос. Нет, нет, ему самому такое мощное оружие ни к чему. Он бы и за деньги не взял снайперскую винтовку. А майор начальству пока не сообщил, ждет, когда включится на винтовке им же до того временно выключенный радиомаячок.

– Догадываюсь. Маячок включился!

– Точно! – кивнул Алекс. – И винтовка эта движется сейчас в сторону Алтая.

– Если известно, куда и с какой скоростью она движется, почему ее не перехватят?

– Да как-то хитро движется. Сперва отлеживалась в Новосибирске, потом выбралась на федеральную трассу М 52. На какое-то время задержалась в Усть-Семе, может, перевозчик раздумывал, не перебраться ли ему через Катунь? Нет, не стал перебираться, поехал через Чепош, там снова задержка. После Чепоша двинулся в сторону Унзеня, и дальше через Элекмонар – на Чемал. Вот майор и попросил меня помочь. Быть неподалеку… Ну, если что…

Так мы попали в «Дарьин сад».

Анар, хозяин гостиницы, понял нас с полуслова.

Ну да, собирались в Париж, выехали в аэропорт, а оказались у него на Чемале.

Ясный пень, это судьба. Да и где еще по-настоящему отдохнешь? До самой Ташанты, до монгольской границы не найдете такого места, чтобы и тихо, и река, и все удобства. Только в «Дарьином саду». Ну а дождь моросит, так его и в Париже не меньше.

На узбека Анар не походил. В трехкомнатном номере (всё же – хозяин) царил сиреневый полумрак от нежного китайского фарфора, вывезенного из Золотого треугольника. Чудесный круглый стол из черного дерева, неподъемные стулья, в узком простенке – портрет принцессы Укока. Копия портрета – внизу, на стене бара. Недоуменно склоненная женская головка, зачесанные назад волосы, три косы, одна спускается между голых лопаток. На плече, смуглом, как у Анара, стилизованные олешки, что-то вроде узора на счастье; нос с горбинкой. В Москве и в Питере Анар сдавал в аренду несколько собственных квартир, одну даже на Малой Дмитровке – греческому послу (для неофициальных встреч), но сам жить предпочитал на Алтае. Выписывал из Бийска и Барнаула обученных работников, а случалось, пользовался гастарбайтерами. Бывший военный – любил дисциплину, никаких этих «комбат-батяня»; он, собственно, из Москвы уехал из-за чудовищной необязательности москвичей. Назначишь встречу на три часа, а приезжают к пяти, так нельзя, пунктуального Анара это сводило с ума.

Черная футболка, защитного цвета шорты, сандалии на босу ногу.

Два трехэтажных коттеджа, бревенчатая банька по-черному для любителей, деревянные телеграфные столбы с матовыми фонарями над вымощенной камнями набережной. Большая часть фонарей не подключена, но это никому не мешает, особенно бронзовой женщине на бронзовой скамье, поставленной у парапета, под которым вода свирепо ввинчивается под каменные завалы, кипит, шипит в воронках, как в чайнике.

– Катерина Калинина, – представил Анар бронзовую женщину. – Бывшая жена. Всесоюзного старосты.

Бывшие жены самого Анара жили тут же.

Они занимали первый этаж западного коттеджа.

С одной Анар говорил только по-китайски (обсуждал проблемы других), а с русскими наоборот – обсуждал проблемы китаянки. По набережной и по диким берегам Чемала, как туманом укрытым желтой куриной слепотой, носились веселые выпестыши Анара – Венька, Якунька, Кланька и Чан. Вода в реке пронизана яростью зелени, кристальной беспощадной зелени – только у отмелей она желтела, становилась прозрачной, билась о складки камня, облизанные, поджатые, как губы, выплескивалась на россыпи кварцитов, таких снежных, что взгляд обжигало холодом. Выпестыши гоняли по камням мяч, ругались на всех языках, кроме алтайского. На языке принцессы Укока Анар ругаться детям запрещал. Причины? А местный шаман накамлал ему личную встречу с принцессой Укока. Удивляетесь? Принцесса давно умерла? Да какая разница для высокого человеческого духа? Главное, не гневить принцессу.