Читать книгу - "Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев"

тяжёлой. Ничего более тяжёлого я, вообще, не держал в руках, никогда в жизни не поднимал.

— Я смогу, смогу, — я стиснул зубы, прикусив губы. Рот мгновенно наполнился слюной и кровью. Из моего рта вырвалось тяжелое дыхание, почти хрип. — Подгорные боги, помогите.

Было очень тяжело, адски тяжело. Кирка клонилась к земле, а я ничего не мог с этим поделать.

Отец стоял рядом, но даже не дернулся, чтобы мне помочь. Он сильно побледнел, скрипел зубами, но ничего не мог поделать. Вмешиваться в испытание — великий грех и великий стыд. Нарушивший древние правила изгоняется из клана в тот же день и час, и никто и ничто не может этого изменить. Вот и сейчас в нем боролись две силы — отцовская любовь и долг старейшины клана.

— Держись, — сквозь зубы прошептал отец, держа непроницаемым лицо. Ничем другим помочь он просто не мог. — Держись, Сани. Ты сможешь.

В какой-то момент я понял, что все, больше я не выдержу, больше не смогу. Пальцы на рукояти разжимались сами собой, кирка вот-вот должна была упасть. На моих глазах навернулись слезы.

— Подгорные боги, помогите! — я уже не шептал, я кричал. — Помогите!

Видя это, отец отвернулся. Он тоже понял, что я больше не смогу держать молот.

— Дайте мне сил! Си-и-ил…

Все, конец моим мечтам. Все, я провалил испытание. Как же так? Почему? Я же мечтал стать настоящим рудокопом, мечтал искать рудную жилу, плавить из неё металл. А теперь все, ничего этого больше не будет! Я недостоин Силы, я неполноценный гном!

— Подгорные бо…

И тут, о чудо, кирка превратилась в пушинку! От неожиданности я вскинул ее над головой, едва не запулив куда-то в каменный потолок пещеры.

— Сани! — вскрикнул отец, «засветившись» от радости. — Сын, у тебя все получилось!

Я не сдержался и засмеялся от счастья. Я смог! У меня все получилось! Теперь я смогу «чувствовать» руду, смогу «зачаровывать» металл.

— У меня получилось, получилось…

— Ты чувствуешь это? — крепко обняв его, спросил отец. — Чувствуешь, как вокруг все изменилось?

Я кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова. На меня «накатило» такое, что было не описать. Я словно оказался везде и нигде. Я «видел» сквозь толщу скалы, «ощущал» тянущиеся на сотни вёрст рудные жилы. Каждая из руд имела разный цвет, вкус и запах. Железо чуть горчило и оставляло солоноватый след во рту. Серебро было пряным на вкус, словно переборщили с пряностью. Золото же оставляло откровенно сладкий приторный привкус.

От всего этого меня зашатало. Голова загудела, словно я сделал большой глоток свежего хмельного пива. И упал бы прямо на алтарь, если бы меня не продержал отец.

— Сани, я горжусь тобой.

— Отец, я выдержал испытание, — я не сдержался и разрыдался, словно был маленьким гномом и только что больно ударил коленку. — Я смог, я смог…

Теперь все изменится. Я «чувствую» руду, «чувствую» металл, как продолжение своего тела. Я знал, где проходят жилы, знал, как нужно плавить металл, чтобы он получил особую твердость.

Этот миг невероятного счастья навсегда остался в моей памяти, и вспоминался всякий раз, когда мне становилось тяжело.

Но не успел я насладиться моментом, как тревожно загудел сторожевой колокол. Мое сердце тут же сжалось от непонятного страха. Значит, случилось что нехорошее.

Тяжёлый бас сторожевого колокола на моей памяти звучал лишь однажды, когда в дальней шахте случился обвал, и завалило целый десяток гномов. Правда, тогда колокол звучал иначе.

— Отец, что это?

Отец, ничего не понимая, вскинул голову. Колокол гремел по- особенному, тяжело, отчаянно, словно звал куда-то.

— Отец?

— Подгорные боги, это же орки! Значит, сторожевая застава уже пала. Сынок, беги домой предупреди маму, пусть прячется в Пещере предков.

— А ты?

— Нужно задержать врага, иначе никто не спасется. Уходи.

— Нет, я с тобой.

Я трясся от страха, представляя ужасных орков в вонючих шкурах и с ржавыми топорами в руках. Рожденные из грязи в самых глубоких ямах, они издавали зловонную вонь и жаждали нашей смерти. К нам пришёл исконный враг, от которого нет спасения, и я должен был встать на его пути.

— Я с тобой, отец.

— Хорошо, сын. Возьми боевой молот в оружейной и беги у перевалу. Враг пойдет именно так. И запомни, Сани, что я горжусь тобой… Я горжусь, что врага мы встретим вместе, рука об руку.

Меня трясло от страха, но я старался этого не показывать. Я должен был держаться, должен был встать на пути врага, иначе клан погибнет.

Колокол продолжал греметь все громче и громче! Звон оглушал, нагонял страха. Но даже он не мог заглушить жуткий боевой вопль, который издавали орочьи отряды.

— Проклятье, отродья дьявола уже здесь, — сокрушенно пробормотал отец, опуская руки. Он уже понял, что они уже ничего не успеют сделать. Задержать орков можно было лишь на перевале, в самом его узком месте — в бутылочном горлышке. Другого такого места здесь просто не существовало. В городе их было не остановить. — Они прошли перевал, они уже здесь. Все, Сани, это конец. Беги к матери, спасайся, сын.

— Я не уйду, отец! — уперся я. — Я буду сражаться!

Жуткие вопли становились всё громче. Из домов в страхе выбегали гномы, держа в руках детишек. Кое-где по крышам уже бежал огонь, стоял страшный треск от рушившихся домов.

— Поздно, — отец резко развернулся, перехватывает поудобнее старшинский жезл. Старый символ власти старейшины клана был страшным орудием благодаря тяжёлому навершию в виде шипастого шара. Если попадешь таким в голову, то точно не поздоровится. — Поздно, сын. Орочья орда пришла…

Я дернулся за ним и обомлел. Со стороны перевала накатывалась грохочущая волна. Орки, как саранча, совершали громадные прыжки, обрушиваясь на крыши домов, сносили узорчатые беседки, рубили верещащих гномов. Воздух заполнили вопли ужаса, крики о помощи, ужасающие боевые кличи врага.

— Подгорные боги…

Шепча молитву, я попятился назад. Страх душил меня все сильнее и сильнее, и я едва сопротивлялся ему.

— О, боги…

Ещё шаг назад, и я спиной уткнулся прямо в алтарь. Пошатнулся, раскинул руки, и наткнулся на…

— Подгорные боги, кирка предков!!!

Едва в моей руке оказалась знакомая рукоять, как от страхов не осталось и следа. Они растворились, оставив после себя лишь холодную ярость. В голове больше не было вопросов,