Читать книгу - "Рэдсайдская история - Джаспер Ффорде"

– Помню, в Нефрите была очень благодарная публика, хотя малость склонная покашливать, но местность там довольно приятная.

С этими словами она окинула взглядом мрачные окрестности Восточного Кармина. Пейзаж был жарким и пыльным, трава от летней жары выгорела, железнодорожная станция была старой, обветшавшей и совсем бесцветной, поскольку в городке практически не было синтетического цвета. Высокая колоризация, обычно обеспечиваемая цветовыми трубками, была для богатых и имеющих связи, а такие люди, как правило, живут не дальше округи столичного Смарагда, также известного как Изумрудный город.

– Здесь, на Окраинах, было жаркое лето, – извиняющимся тоном сказал я. – Без регулярных ночных дождей у нас, так скажем, вообще дождей не было бы.

Я должен был бы чувствовать себя комфортнее здесь, в Западном Красном Секторе, среди людей моего оттенка, но в этом была и обратная сторона: Правила требовали, чтобы всех хоть немного недисциплинированных выдворяли на периферию Коллектива, туда, где они меньше влияли бы на общество. Из-за этого Окраины были перегружены людьми с тяжелым характером, отчего жизнь тут становилась более трудной – но, возможно, куда более интересной.

– Там есть еще что-то? – спросила руководительница труппы, показывая на холмы на западе.

– Мы на самом краю известного мира, – заметил я, проследив ее взгляд. – Там нет ничего, кроме дикого рододендрона, мегафауны, шаровых молний, Бандитов и опасностей.

– Кровавый подбой государства, – задумчиво протянула она. – Что ты такого сделал, раз тебя отправили сюда? Мне кажется, в Нефрите жизнь проще и ярче.

– Я сопровождаю отца, – с вызовом ответил я, – который сейчас служит городским Цветоподборщиком.

По правде говоря, меня отправили сюда проводить перепись стульев – бесполезная работа, которая обычно доставалась тем, кто проявил раздражающий уровень изобретательности, любопытства или свободомыслия, но еще недостаточный для переобучения, обычно называемого «Перезагрузкой». В моей изобретательности не было ничего бунтарского: просто более эффективный метод очередизации. Префектам не слишком понравилась эта идея, но с радостью могу вам сказать, что моя система «возьмите номерок, и вас вызовут» была принята здесь, в Восточном Кармине, и этим я справедливо могу гордиться.

– Ясно, – сказала глава труппы, которая поддерживала легкую беседу, пока Банти избыточно усердно заполняла декларации. – Не знаете, когда сюда в последний раз приезжала труппа странствующих актеров?

– Двенадцать лет назад.

Мандариновые актеры облегченно закивали. Существовало всего восемь трехактных пьес, двенадцать одноактных и сорок шесть учебно-просветительских сценок, допущенных к постановке, и при постоянном их показе интерес публики неуклонно снижался, как и аплодисменты.

Как только Банти покончила с декларацией, я направил труппу к потрепанному «Форду-Т», который ждал у здания вокзала. Местный Смотритель, Карлос Фанданго, уже сидел наготове в водительском кресле.

– У нас зрители размещаются на траве, – сказал я им. – Господин Циан, Синий префект, встретит вас на главной площади, чтобы показать вам город.

Актеры сошли с платформы к ожидающей их машине, болтая между собой в той оживленной манере, которая, будь они кем-то другим, могла бы считаться невоспитанной в смысле громкости и фривольности. Следующие несколько пассажиров были более заурядными: какой-то натуралист из Зеленого Сектора, собиравшийся изучать прыгучего козла, двое Серых, прибывших точить жернова, затем координатор Сектора от Ярмарки Бесправилья[1], чтобы провести окончательные переговоры перед началом Ярмарки.

– Надеюсь, ваши велосипедисты сработались? – с тревогой спросил он. – Красному Сектору как никогда нужна победа в этом году.

– Они очень усердно практиковались, – сказала Банти. – Я сама за этим присматривала.

– Хорошего шоу. Разъединенные, мы все же вместе.

Это избитое приветствие сделалось почти что пустым набором звуков, из-за частого повторения его смысл выветрился, и теперь оно стало лишь словесной смазкой для колес социализации. Его так часто повторяли, что никто уже не задумывался над ним. Когда задумываешься, люди умирают.

Национальная служба цвета

Через три года должен был произойти IV Технологический Скачок Назад, и все опасались худшего. Поговаривали, что монорельсовые поезда будут устранены вместе с «Фордами-Т», электрическим светом, гелиостатами, велосипедами и телеграфией. Любая отдельная отмена вызвала бы сильную досаду, но все отмены вместе привели бы к катастрофе: Хроматация стала бы куда более мрачным миром после запрета транспорта, спорта и коммуникации, а деревни, города и столицы Секторов, из которых состояло государство, еще сильнее замкнулись бы в своих границах.

Тед Серый: «Двадцать лет среди хроматийцев»

– Я презираю мутноцветных, чурающихся труда и плохо воспитанных, – сказала Банти, пока мы ждали появления очередного пассажира. Думаю, она имела в виду актеров, поскольку их непроизводительная роль часто рассматривалась как бесполезная для общества.

– Ты весьма беспристрастна в своем отвращении. Сдается, ты одинаково ненавидишь все цвета любого оттенка.

Она мгновение пристально смотрела на меня, прикидывая, как мне думается, не вышел ли я на уровень дискуссии, достойный дисциплинарного взыскания. Банти Горчичная была не просто Желтой: после смерти Кортленда Гуммигута ее внезапно повысили до Заместителя Желтого префекта города – ее положение среди местечковых Желтых стало результатом ее теста Исихары двухлетней давности. Тест Исихары был определяющим моментом в жизни внутри Коллектива: как только становится известно, какой цвет и в какой степени ты видишь, ты точно понимаешь свое место в жесткой иерархии Цветократии. Ты знаешь, что делать, куда идти и чего от тебя ждут. Взамен ты безропотно принимаешь свое положение в обществе, как это изложено в «Книге Гармонии» Манселла. Твоя жизнь, карьера и положение в обществе определяются прямо здесь и сейчас, и тревога неопределенности исчезает раз и навсегда. В прошлом месяце я прошел свой собственный тест и показал исключительно высокие результаты в видении красного – с чем мне еще предстояло сжиться.

– Эти мутноцветные, как ты их называешь, так же полезны для Коллектива, как и все прочие, – ответил я, перефразируя Правила, как любят делать в отношении других Желтые, но не любят слышать такое сами. – «Между Желтым и Красным находятся Оранжевые, для развлечений и искусства, а между Желтым и Синим находятся Зеленые, для разведения растений и прикладной пленэрологии – все они необходимы для бесперебойного функционирования Коллектива». Но скажи мне, Банти, твое определение мутноцветности также включает тех, кто находится между Синим и Красным?

Она злобно глянула на меня, поскольку к таким цветам относились Сиреневый, Фанданго, Лавандовый, Сливовый, Мальва, Маджента и, в конце концов, Пурпурный – высшие слои общества.

– Чем скорее город от тебя избавится, тем лучше, Бурый. Как только тебя надежно упекут в Зеленую Комнату за убийство Кортленда, не будет человека счастливее меня, за исключением, наверное, его матушки.

– Я не убивал Кортленда, Банти.

– Ври больше.

Надо заметить, что Банти Горчичная была помолвлена с Кортлендом Гуммигутом, а мамаша Кортленда была действующим Желтым префектом. Честно говоря, дразнить любую из них глупо, но досадить Банти было особым удовольствием, несмотря на риск.

– Ты такая милашка, Бантс.

Она открыла было рот, но снова захлопнула его, когда к нам подошел очередной пассажир. На его правом лацкане красовался эффектный никелевый многоцветный бейдж, говоривший о том, что он из Национальной Службы Цвета, и по его виду было понятно, что он оперативник низкого уровня, из тех, кто разбирается, что к чему, прежде, чем делу дают дальнейший ход.

– Добро пожаловать в Восточный Кармин, сэр, – сказал я. – Наш дом – ваш дом. Разъединенные, мы все же вместе.

– Воистину, – ответил оперативник, которого, как мы узнали, звали Джейсон Кальвадос. – Я приехал утром из Изумрудного города и уеду на следующем поезде. Когда он будет?

– Послезавтра.

– Тогда я ваш гость на две ночи.

– И мы покажем себя замечательными хозяевами, – уверил я. – Могу я задать вопрос?

– Это касается цветоподающих труб и полной колоризации?

Я кивнул. Национальную Службу Цвета о другом не особо спрашивают. Подача по трубам ГПЖЧ[2] означала в перспективе Цветной сад полного спектра, видимый всем, где оттенки цветов, травы и деревьев подавались по трубкам и капиллярам у нас под ногами.

– Мне жаль, но новые линии питающих трубок в состоянии