Читать книгу - "Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая - Геннадий Борисович Марченко"

— Боитесь, сглажу? — хохотнул ректор. — Тот, кто изучал научный коммунизм, не верит в суеверия. Ну так что, Арсений Ильич?

— Соглашайтесь, Арсений, я тоже Юрия Александровича знаю с самой лучшей стороны, — добавил Ларин.

Я с улыбкой развёл руки в стороны:

— Похоже, вы не оставили мне выбора.

— Вот и славно! — заключил тоже улыбающийся ректор. — Кстати, и со сдачей кандидатского минимума затягивать не станем, можно в начале следующего месяца сдать, я лично договорюсь с преподавателями. А далее при подготовке к диссертации могу посоветовать записаться в Центральную научную медицинскую библиотеку у станции метро «Профсоюзная» на Нахимовском проспекте. Там и без московской прописки на абонемент запишут. Может быть, даже по иглорефлексотерапии вы что-нибудь найдёте, ну или как минимум по смежной тематике.

Я согласился, что это хороший совет. Тут Тихонов посмотрел на часы и сказал, что ему нужно бежать. Как только дверь за ним закрылась, я, набравшись наглости, спросил:

— Капитон Михайлович, а нельзя сделать так, чтобы я был прописан в общежитии, а жил на съёмной квартире?

Лакин задумался, но думал недолго.

— В принципе, конечно, такой вариант можно провернуть. Собственно, я прямо сейчас позвоню коменданту общежития на Вучетича. Минутку.

Разговор ректора с какой-то Тамарой Андреевной занял от силы пару минут. Положив трубку, Капитон Михайлович благодушно улыбнулся:

— Вот и всё, вопрос решили. Как приедете в Москву перед началом учебного года, заедете сначала в ректорат, тут будет приказ на ваше имя о заселении в общежитие на Вучетича. Там найдёте коменданта Тамару Андреевну Кутузову, отдадите ей документы, она вам поможет с пропиской. Вашу фамилию она записала, я ей при вас её продиктовал, так что в этом плане не беспокойтесь. Тамара Андреевна – женщина очень ответственная, и в то же время, когда надо, сговорчивая…

Он подмигнул мне, я едва удержался, чтобы не подмигнуть в ответ.

Когда мы покидали ректорат, я благодарно улыбнулся Ларину:

— А всему закопёрщик вы, Герман Анатольевич, за что вам огромное от меня спасибо.

— Бросьте, — тоже улыбнулся он. — Мне это ничего не стоило, а вы для меня уже стали… Можно сказать, практически сыном, потому что мне, кроме вас, не о ком больше заботиться.

В его голосе проскользнула грусть, и Ларин понял, что я это заметил, потому торопливо добавил:

— Вы не очень спешите? Тогда давайте заглянем к старику в гости, я вас своим знаменитым чаем напою, который научился заваривать ещё в Харбине. Завариваю я его по большим праздникам, так как ингредиенты эти – большая едкость в СССР, через одного человека, который живёт в Амурской области на границе с Китаем, получается доставать.

Чай действительно оказался душистым, я даже затруднился определить, что в нём было намешано. В прошлый раз Ларин поил меня хорошим, но обычным, а в этот раз угостил настоящим букетом из неведомых, но вкусно пахнувших трав.

И вот во время чаепития, когда Ларин поднялся, чтобы взять из холодильника колбасно-сырную нарезку, я обратил внимание на родинку чуть слева от затылочной части шеи. Выглядела она очень уж подозрительно, поэтому я не преминул поинтересоваться у Германа Анатольевича, в курсе ли он относительно возможной проблемы?

Ларин тут же вручил мне маленькое зеркальце, сам же встал перед висевшим на стене в прихожей, и попросил отзеркалить. Внимательно вглядываясь в отражение, он потрогал родимое пятнышко кончиком указательного пальца, задумчиво покряхтел.

— М-да, боюсь, как бы не меланома, — пробормотал он. — Я и не знал, что у меня там родинка, а может знал – и не обращал внимания, забыл про неё. Всё-таки так вот просто её не увидишь. Хорошо, что вы на неё внимание обратили.

— Давайте я сейчас при помощи своего метода проведу диагностику. Того самого, который помог вам от гастрита избавиться, — напомнил я.

Естественно, профессор согласился, и я, закрыв глаза и положив ладонь на новообразование, принялся за работу… Меланома – заболевание страшное, в моём будущем по росту смертности эта патология занимала второе место после рака лёгкого. М-да, опухоль успела прорасти в соседние ткани, а атипичные клетки уже затронули головной мозг. Вовремя, ой как вовремя я заметил опасность!

Я выдал Ларину новый блок информации, и тут же предложил провести сеанс исцеления.

— Давайте, — махнул он обречённо рукой. — Хуже точно не будет.

Я снова закрыл глаза, сосредотачиваясь… Процедура длилась около получаса. Последствия для моего организма были не так критичны, как в случае с питерским авторитетом, в обморок я не грохнулся, но поплохело мне всё равно изрядно. Профессор позже рассказывал, что не на шутку перепугался, увидев, какой я бледный и как словно подкошенный валюсь в кресло. Минут через двадцать я нашёл в себе силы сесть за стол и выпить пару чашек чая с вареньем, под которые поведал профессору, что с его болячкой покончено, а затем мне постелили в дальней комнате, и я проспал аж до следующего утра.

Увольняться я решил сразу после возвращения в Пензу. Если заведующий отделением, как показалось, это известие принял с каким-то даже облегчением – типа баба с возу… – то главный врач больницы откровенно расстроился.

— Арсений Ильич, как всё неожиданно, — качал он головой. — Вы у нас уже успели стать местной достопримечательностью, наша больница то и дело мелькает то в газетах, то на телевидении, и тут такое… Да нет, я-то понимаю, что от таких предложений, которое вам сделали, не отказываются, но всё же немного обидно. Мы вас выпестовали, на ноги, можно сказать, поставили, а вы нам делаете ручкой… М-да.

Я чуть в голос не заржал после его слов о том, что они меня тут, оказывается выпестовали. Пестуны, блин… Но сумел сохранить серьёзное выражение лица и даже немного сочувствующее. Мол, всё понимаю, но и правда от таких предложений не отказываются.

— А больных своих с иглоукалывания на кого бросаете? Давайте-ка вы недельку ещё поработаете, а затем я вас отпущу.

Коллеги тоже по большей части расстроились, разве что Голубева отнеслась к известию о моём увольнении равнодушно, а в глазах Романовского я даже заметил капельку весёлого злорадства. Ну порадуйся, так уж и быть, а то у нас с тобой шла игра в одну калитку. С другой стороны, мог бы и позавидовать, чай не в сельский ФАП отправляюсь, а в столицу, куда тебя, бедолага, на работу хрен когда позовут.

Я пообещал нашим врачам перед увольнением