Читать книгу - "Дьявол и Город Крови 2: кому в Раю жить хорошо… - Анастасия Вихарева"

А еще радио пообещало: тому, кто сумеет снесть вражеские головы и доставить во дворец, дадут награду в миллионном исчислении.

И желающие находились. Рядом с благодатной землей постоянно шныряли простодушно соблазнившиеся посулами граждане, но глубоко за границу заходить пока не рисковали, встречаясь с сильной организованной охраной с крепкими зубами, в которую почему-то пули не могли попасть, искривляя свою траекторию.

В общем, ничего нового…

Но Манька расстроилась: за миллионное сострадание ко всем истерзанным ее рукой, будь у нее в избе хоть броненосцы с потемками, ее обязательно достанут, не дав зажить тихой спокойной жизнью. За такую награду желающих найдется, хоть отбавляй, и даже Дьявол не защитит, если найдется достойная нечисть. Научить или подсказать, еще куда ни шло, а выступить против нечисти права не имел. И против человека остерегал, убивец в Аду автоматически попадал в разряд попирающих землю, когда Дьяволу вменялось карать нарушителей сурово. Разве что, при личной встрече разрешалось:

А) – оплатить добром за зло,

Б) – вернуть злое,

В) – поставить доброе, как щит.

Были и другие варианты, но Дьявол их не рассматривал, считая сверхъестественными.

Такую награду, в которую оценили ее голову, она и в мечтах побоялась бы на себя приложить – прямо хоть сама беги сдавайся. Выходило, что вампиры выбора ей не оставили: теперь пронырливой Помазаннице придется еще за оборотней отчитываться, объяснять, что сами пришли, сами себя поубивали, и ее вины тут нет. Но она все же еще надеялась уладить дело миром, а если повезет, помириться с душою свою, объяснив, что трудная жизнь его, которая натолкнула на мысль стать вампиром – чистое недоразумение, и мешать семейному счастью с Ее Величеством она не собирается.

Пусть вампир – но человек же!

Борзеевич только головой качал, когда она высказывала ему свои соображения. Он сомневался, что им простится армия оборотней. Она не унывала, но как-то пустила стрелу, поискав образную цель Матушки всея государства. Стрела полетала-полетала и вернулась, ударившись оземь, чуть не пришибив ее саму – едва успела увернуться.

– Потому что не знаешь о ней ничего! – прокомментировал Дьявол стрельный самостоятельный выбор цели. – А если она, это как бы ты? В твоей матричной памяти Благодетельница записана, как доброе интеллектуальное начало, а ты злобное и бессовестное. Проклятый грех вампира на себе несет и принимает искупление отовсюду, а почему? Пусти стрелу еще раз – и будешь гореть. Но кому, как не мне, знать, что только так человеку дано поймать второго себя. Если честно, имея такую мерзость в душе, я бы без раздумий умер, – брезгливо передернулся он.

Какое-то время Манька смотрела на него в сомнении…

Не иначе, опять имел в уме что-то не совсем то, что сказал. После сокрушительной победы над врагом в ее планы умирать не входило, жизнь только-только наладилась. Вообще. Никак. Да она и раньше такого желания не испытывала, а иначе, зачем претерпела столько мучений?

Она убрала стрелы в колчан.

– Тогда люби ее, как самою себя, – посоветовал Дьявол, выкладывая из ящика новый инструмент для художественной резки по дереву.

– Шутишь? – брезгливо скривилась она, выкладывая с подноса на стол обильный завтрак, который больше смахивал на праздничный обед с десятком гостей. Изба продолжала их закармливать. Если так дальше пойдет, скоро в двери не пролезет. Борзеевич уже наел щеки, морщины разгладились – жирок пошел ему на пользу.

Облизала палец с вытекшим из пирогов малиновым сиропом.

– Немного радости заметить за собой голодуху по окровавленным шеям…

– На это не надейся. У вампиров это личностное качество, людям знать о нем не положено. Лучше задайся вопросом: как Помазанники, суть которых – кровососущая тварь, остаются милейшими людьми, а ты, казалось бы, добрейшее существо – кровожадная тварь?

– Понятия не имею, – буркнула Манька. Она много над этим думала и медитировала, пытаясь понять, что там у нее внутри, но ничего такого, что видели люди, не находила.

К столу подкатил Борзеич. Мокрый, взлохмаченный, на босу ногу, в рубахе с цветным горошком навыпуск. Глаз, в сиреневом ореоле, припух. Опять, наверное, досталось от водяного. Старик, бес ему в ребро, неисправимо любил пофлиртовать с русалками, а они отвечали ему тем же. Водяной старика подкарауливал и, чтоб не шкодил, кормил за баловство подзатыльниками – на дочек у него рука не поднималась. Но Борзеевич не умнел, а только вздыхал с досады – и стоило водяному отвернуться, уже качался в лодочке, а вокруг хороводили милые девичьи мордашки, слушая его сказочные повествования, с любовью расчесывая волосы и бороду, не слишком протестуя, когда он их за прелести щупал.

Манька иногда ему завидовала. Русалки ее сторонились, а если подходила ближе, ныряли вглубь или мгновенно становились лужей и испарялись, оставляя на месте себя рыбьи перламутровые чешуйки, будто в насмешку, а ей хотелось в общество, хотелось послушать, о чем они там весело болтают. Их смех, перезвоном серебряных колокольцев, эхом разносился над водой, вызывая необъяснимую грусть, и даже птицы смолкали, слушая его.

Завтракали, как обычно, на лугу возле колодца, не мешая избе копаться в огороде. Поднос с пирогами и самовар стояли на широком длинном столе, занимая один его конец, покрытый льняной белой скатертью в синюю полоску. Вокруг стола расставили длинные широкие скамьи со спинками, сделанные самоделкиным инструментом по замыслам Борзеевича. Сидеть на таких скамьях было удобно, и разрешалось залезть с ногами, что Манька и сделала. На другом конце Дьявол заканчивал выжигать и вырезать узор на столешнице, посыпая линии серебряной крошкой, нарезанной соломкой, покрывая сверху лаком. Получалось красиво. От центра расходились ветви с листьями неугасимого дерева, на ветвях сидели разные птицы, водяные и русалки, и даже Борзеевич, с ухмыляющимся во весь рот лицом, с хитрющими прищуренными глазами и с выбитыми передними зубами.

Старик принюхался, ткнул в миску с наваристой ухой, дождался, когда она ему нальет половником, придвинул глубокую тарелку к себе, отламывая кусок румяного пирога с грибами.

– Верное дело Дьявол говорит… – вклинился он в разговор с набитым ртом. – Я давно приметил: вот как бы умный человек, а самый наипервейший заступник вампира. А все потому, что лицо вампира – государственное достояние, – он махнул в воздухе ложкой и погрузил ее в крынку с черной икрой. – Если рот не открывает. А открыл – человек надвое разделился: вроде человек перед ним, а схватил зубами – не оторвешь.

Манька болезненно поморщилась: знала бы секрет, давно бы выскочила замуж, села мужу на шею и ножки свесила. Как-то Дьявол сказал, что люди видят не лицо, а помышления сердца, сердце у нее злое. Но стал бы злой человек спасать избы, воевать за землю, хоронить мертвых людей?

Дьявол сдул деревянную стружку.

– Сначала надо понять движущую силу. Моя голова круглее вашей, но и она доставала Небо и Землю для любви. Только представь, что ты одна, во тьме… Ни умереть, ни обнять, ни поговорить по душам. Так я и жил, пока землю не достал. И человек подвиги вершит, чтобы добиться признания у тех, кто ему дорог. Просто представления о подвигах у всех разные. Для кого-то подвиг – в петлю залезть, для кого-то – тонущего спасти, для кого-то – миллиард украсть.