Читать книгу - "Автоматная баллада - Андрей Уланов"

Швейцарец не мог знать и порадоваться, что именно произведённое им действие и сбило с толку бывшего мэнээса[5]одного из красноярских НИИ, а ныне шарф-писаря Храма и личного секретаря иерарха Дяо. До последнего момента храмовник был убеждён, что гость попросту издевается над ним, но мелодичное журчание всерьёз поколебало эту уверенность. Так шутить со слугой Храма, по мнению секретаря, не мог позволить себе никто, будь он хоть трижды знаменитым охотником за головами. А значит, Чёрный Охотник, скорее всего, был столь же искренен, сколь и невозмутимо-серьёзен.

Возможно, шарфписарь мог бы вернуться на свою первоначальную точку зрения, узнав подробности трактирного разговора между Швейцарцем и гонцом Храма. Но случиться это могло лишь за гранью вероятности — личный секретарь иерарха Дяо и личный адъютант иерарха Шио на дух не переносили друг друга.

Сашка

— Кой чёрт! — громко произнёс Айсман и, не дожидаясь удивлённых взглядов, быстро добавил: — Согласен я. Вы мне двадцать монет, я вам Большой Остров на блюдечке. По рукам.

Всё произошло очень быстро и очень просто. Вскинуться, плюнуть короткой, на пять-шесть выстрелов очередью — благо обе мишени находились практически на одной линии, — а больше ничего и не потребовалось.

Эти наши новые… подопечные — настоящие идиоты. Они даже и ртов поразевать не успели, когда оконное стекло вдруг разлетелось на тысячу солнечных клинков и в комнату с разгону влетели две косматые туши… с двуствольными обрезами в руках. Не окажись мы с Шемякой при этом сбоку-сзади бандитов, и парой секунд позже хозяева Эммы и Макса напоминали б дырявое решето.

Всё произошло очень быстро, и последние осколки стекла, звеня, разбрызгались о пол почти в такт со звоном моих гильз. Ещё мгновением позже к ним присоединился один из обрезов — будь я человеком, непременно сжался бы в ожидании грохочущего дуплета и последующего бешеного визга картечин. Второй обрез продолжал цепляться за холодеющую руку хозяина.

Только теперь опомнившийся Энрико взмахнул рукой — короткий взблеск, шуршание рассекаемого воздуха и глухой стук. Обвисший на верёвке трупак от удара развернуло боком, и я смог разглядеть, что диск — не нож, как я сначала решил, а именно какая-то круглая зубчатая штуковина типа шестерни — вошёл в грудь примерно наполовину, наверняка перерубив при этом одно, а то и два ребра. Силён, силён… только зачем, спрашивается? Чтобы мертвее мёртвого было? Даже слепой и то мог бы понять, что после меня никакой правки уже не требовалось.

Мы с Сергеем тем временем осторожно, вжимаясь в стену, подобрались к окну, выглянули — улицу будто вымело солнечными лучами, даже кур не видать, а когда мы шли сюда, у плетня напротив копошилось десятка два. Зато псы залаяли, но здорового энтузиазма в этом брёхе не ощущалось: средний темп был где-то десять гавков в минуту с тенденцией к снижению.

Нас, понятное дело, волновали не собаки — хотя от них тоже могла воспоследовать какая-никакая польза, — а возможные подельники свежеупокоенных циркачей. Собратья по труппе… и хорошо, если с ружьишками, а вдруг какой-нибудь жонглёр пристроился аккурат под окном, зажав в потной лапе эфку с уже выдернутой чекой? Полкило сталистого чугуна в виде осколков — и ты в этой комнатушке хоть на люстре в позу утробыша свернись, всё равно из зоны гарантированного поражения не выскочишь.

Присев, Шемяка аккуратно поднял самый крупный из ближайших «языков» разбитого стекла, перенёс его через подоконник — и отпустил. Мигом позже снизу донёсся «бдзинь». Вскрика, мата или иной реакции за «бдзинь» не последовало, что не могло не обнадёживать. Быть может, влетевшие к нам бандюки были ничуть не меньшими идиотами, чем наши… наниматели. Решившись, мы с Айсманом быстро выглянули наружу. Никого. И наверху, откуда тянутся верёвки, тоже ничья башка не маячит. Выходит… с трудом, конечно, верится в подобное счастье, но, похоже, акробаты и в самом деле работали парой.

— Что дальше?

Эмма и её хозяйка задали этот вопрос почти одновременно. Хотя мне показалось, Эмма успела раньше.

— Ждать, — ответил Сергей. Коротко и по существу, так что, подумав, я решил ничего не добавлять к его ответу.

— Ждать чего?

Ах, ну да, они же в наших реалиях ни бельмеса.

— Полицаев, — Шемяка задумчиво покосился на ближайший труп. — Кто-нибудь им наверняка уже оттрезвонил. Не по телефону — их на весь городишко не больше полсотни, — так по проволоке.

— Что есть проволока? — этот вопрос задала только Эмма.

— Ну, проволока, — в стволе у меня ещё ощутимо тянуло порохом, а этот пьянящий аромат, как общеизвестно, далеко не лучший друг логики. — Ти-ти-та-та-ти-ти. Что, там, откуда вы приехали, нет проволоки?

— Там, откуда мы приехали, проволокой называют металлическую нить, а не какое-то «ти-ти-ла-ла-ла».

— Я понял, — неожиданно выручил меня Макс. — Похоже, он имеет в виду нечто вроде телеграфа.

— Ну да, — обрадованно кивнул я. — Выбиваешь на пимпочке ти-ти-ти, та-та-та и ещё раз ти-ти-ти, и вскоре на горизонте нарисовываются полицаи.

— Вскоре — это как долго?

— Долго ждать?

— Пять минут, если конные, — вновь ответил за меня Сергей на синхронный женский вопрос. — Двадцать, если потопают на своих двоих.

— А потом?

— Суп с котом, — Шемяка плюхнулся обратно на стул и начал хлопать себя по карманам — впрочем, всё равно найдя им же переложенный кисет прежде, чем я собрался ему подсказать.

— Что может быть потом? Допрос снимут, жмуров уволокут. Если повезёт договориться, — хрустя бумагой, добавил Сергей, — может, оставят ихние пушки — будет хоть чем за стекло рассчитаться.

Он щёлкнул зажигалкой, затянулся. Анна наблюдала за ним с явным неодобрением, это даже я видел. Правда, не мог пока определить: недовольна ли она Шемякиным бездействием — хотя чего тут ещё сделаешь? Жмуров разве что обыскать? Так ведь вряд ли они к нам ломанулись с полными карманами монет, а ради пригоршни патронов… лучше не лезть, а то ещё полицаи заподозрят чего и начнут вместо допроса стружку снимать — или просто девка не в восторге от табачного дыма.

— Саша, — тихо позвала меня Эмма.

— Что?

— Спасибо.

— Да ладно, — смущённо отозвался я. — Не за что.

— Нет. Есть за что.

«Занятно, — подумал я, — что Анна и Максов хозяин до благодарностей не додумались. Хотя и были обязаны Айсману куда большим, нежели чёрная винтовка — мне. Эмме-то грозила лишь перепродажа…»

Впрочем, чувство благодарности хоть и придумано людьми, подавляющее большинство уцелевших представителей рода человеческого предпочитают либо им не пользоваться, либо использовать в усечённом варианте, считая, что все прочие должны быть благодарны им. Рискну предположить, что Эммина хозяйка принадлежит ко второй указанной категории, как и подавляющая часть известных мне представительниц женского рода, из числа мнящих себя наделёнными привлекательным внешним обликом. По воззрениям этих… эталонов прекрасного, как называет их Лёшка, весь остальной мир должен чуть ли не ежечасно вносить плату за право лицезрения.