Читать книгу - "Девять жизней - Квинтус Номен"

есть вскрыли, но и там ничего для еды вырезать себе не стали. А когда мы уже в сумерках все же домой вернулись, Тимка и Таффи просто бросились мне на руки и спать оба котика решили у меня за пазухой. Видимо решили, что так я точно никуда не уйду…

Вообще-то спал я в своем домике, а товарищи неандертальцы в него даже войти (ну, или залезть) не пытались. И котики в доме все время спали, но раньше спали они все же в стоящей рядом со мной переноске, а теперь решили, что это «слишком далеко». А наутро, когда я только глаза продрал, увидел возле моей лежанки уже три тушки «свинок»: все же звери решили, что я уходил еду искать потому что они ее слишком мало мне приносят. И вот тут меня обуяла гордость: я когда-то читал (или где-то слышал), что такие подарки – знак чуть ли не высшего доверия со стороны котов, они людям добычу носят, чтобы показать, что человека они считают членом своей семьи. Они, конечно, мне уже давно свою добычу приносили, но вот так наглядно показывать, что они без меня сильно скучали – это случилось впервые, и котики теперь наглядно продемонстрировали, что я в их стае старший и им без меня плохо. Ну как тут не загордиться-то?

Но котики – это сейчас стало лишь малой частью моего «общества». А товарищи неандертальцы еще пару дней спокойно ели запасенное мясо и ко мне относились… в целом крайне вежливо. С вопросами не приставали, куски мяса мне приносили. И, в общем-то, ничего больше и не делали – но спустя три дня мужик (тот, кто выглядел постарше) спросил, как я «нашел свою пещеру» и не знаю ли я, где такие еще поблизости водятся. Я-то знал… вот только в их языке даже слов нужных не имелось, и объяснять им я стал путем наглядной демонстрации процесса. То есть просто лепить новые кирпичи…

Два дня этот мужик (а его звали Гхы) просто смотрел, как я их леплю и сушу, и мне казалось, что он так и не понял, зачем я это делаю. А остальные «члены коллектива» вообще на то, чем я занимаюсь, внимания не обращали. Но когда я начал ставить стены небольшой «пристройки» к своему домику, вокруг меня собрались уже вообще все. Что-то делать, когда на тебя пялится толпа народу, как-то не особо приятно, но я решил, что пусть это будет просто такой формой лекции и сразу дискомфорт ушел. Правда, ушел он вместе с кирпичами, я все же за пару дней их и налепил-то всего ничего. Но оказалось, что даже часа, в течение которого я ставил стенку, гражданам туземцам хватило, чтобы понять, что, собственно, я делаю (в строить я решил просто дровяной сарай) возле двери в свой домик, чтобы и дрова под дождем не мокли, если тут дождь все же пойдет, и чтобы зимой за ними далеко не ходить. А когда я положил сверху этого сараюшки (всего-то площадью в пару метров) палки и начал ветки накладывать, чтобы хоть какую-то крышу от «вероятных осадкой» соорудить, вся толпа отошла и, собравшись в кружок, долго что-то обсуждала. И, как я понял уже на следующий день, приняла определенное решение.

Детали решения мне прояснила Гух: она сказала, что я поселился в месте, которое и хорошее, и плохое, но хорошего здесь больше. Плохо с этим местом было то, что «еда сюда не ходит» и за едой нужно довольно далеко уходить. Холм, на краю которого я себе домик выстроил, весь был покрыт мелкими кустами и всяким оленям по ним ходить было очень непросто. Да и нафиг ненужно: за пределами холма, где кустов не было (точнее, где их было много меньше) трава росла выше человеческого роста, даже выше моего роста (а самые высокие туземцы мне по плечо были). Конечно, мамонты и носороги травку-то прилично так прореживали, в походе за шерстью я несколько «мамонтовых троп» заметил: на них, идущих чуть не до горизонта, стадо мамонтов буквально выкашивало эту траву на ширину в полсотни метров. Но степь-то вокруг была гораздо шире, и – хотя бешеных стай разных зверей, как рисовали на картинках про каменный век и мамонтов я не видел – зверья всякого было много и еды всем им хватало. Так что «за едой» нужно было от моего домика ходить за несколько километров, а потом ведь ее и приносить обратно к дому требовалось! Впрочем, последнее Гух вообще не волновало, ее беспокоило то, что путешествуя к месту охоты люди потели и их звери по запаху могли легче обнаружить – что делало охоту более сложным занятием. Но на этом список недостатков моего «выбора места» и заканчивался, а далее следовал список «достоинств». И для меня важным, но для аборигенов довольно незначительным достоинством было то, что раз тут зверья травоядного нет, то и хищникам тут делать особо нечего. Вторым – и довольно неожиданным для меня – достоинством было то, что на холме под землей почти везде была та самая «вечная мерзлота». Из-за которой тут и трава плоховато росла, и холм именно кустами этими покрылся – а вот в степи, оказывается, такой мерзлоты почти и не было нигде. А третьим достоинством было то, что здесь было много дров – ну а это было и для меня довольно важно, и уж для местных вообще критично, и вовсе не из-за царящей тут прохлады. И даже мясо они на палочках над огнем жарили вовсе не для «защиты от паразитов», и не для того, чтобы мясо легче жевалось или из-за каких-то других особых кулинарных пристрастий. Оказывается, запах именно горелого мяса и жира хищников очень сильно отпугивал (правда, и травоядных отпугивал тоже) – и я понял, зачем они все же притащили к дому тот кусок мамонтятины, который я смог отрезать: они его в костре сожгли, чтобы хищники не заинтересовались очень вкусными людьми.

А вот котиков запах горелой мамонтятины не отпугивал, хотя все же им он не очень нравился, что прилично добавило к ним уважения со стороны моих новых соседей: «маленькие рыси», огня совершен не боящиеся для них были «почти как люди», а потому в качестве дичи их вообще не рассматривали. Что, откровенно говоря, меня очень радовало…

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается – и запасы оленьего мяса тоже закончились. И у меня появился шанс своими глазами увидеть, как первобытные люди