Читать книгу - "Небесный воин. Книга 1. Жезл жизни - Михаил Алексеевич Ланцов"

Ярослав посмотрел на Вейд. Она трясла головой, словно говорила «не соглашайся», но в ее глазах плескался ужас.

— Хорошо, — прошипел Краснов. — Я пойду.

— И будешь убивать? — усмехнулся старик.

— Я пойду! — упрямо повторил Ярослав.

Патриарх задумался, затем кивнул.

— Пока достаточно.

Стражники отпустили Вейд, и она бросилась к Ярославу, но он не обнял ее. Он смотрел только на патриарха.

— Прибереги свою ярость для пустынных крыс! — сказал Верховный. — А теперь пошел вон!

Ярослав вышел из покоев Верховного жреца, и массивные дубовые двери с глухим стуком захлопнулись за его спиной. Звук эхом разнесся по высокому коридору, отражаясь от полированных каменных стен, покрытых причудливо извивающимися трещинами. Подошвы его сандалий с мягким шелестом скользили по мозаичному полу, где каждый камешек был уложен с математической точностью, образуя сложный узор из переплетающихся спиралей — символ «Жезла жизни».

Воздух в коридоре был прохладным, пропитанным запахом благовоний и какой-то тухлятины. Краснов остановился у узкого окна-бойницы. Горячий ветер пустыни обжигал лицо, принося с собой мельчайшие песчинки, которые хрустели на зубах и забивались в складки одежды. Внизу, за невысокой круговой стеной, раскинулось бескрайнее море дюн — золотистых, переливающихся под кровавым солнцем, движущихся почти незаметно, но неумолимо, как дыхание спящего гиганта. Девушка прижалась к нему, дрожа всем телом, и только сейчас Ярослав обнял ее и принялся успокаивающе поглаживать по спине. Вейд тихонько заплакала.

Снова оживились воспоминания о резне в пустыне. В голове опять зазвучали крики кочевников — хриплые, полные животного ужаса, смешанные с предсмертными хрипами. Пронзительный визг женщин, когда стражники срывали с них грязные одежды, обнажая иссушенные солнцем тела. Скрип кожи о кожу, тяжелое дыхание насильников, глухие удары кулаков по плоти, визгливый смех Гарука. Ярослав сглотнул ком в горле. Он прислонился лбом к прохладному камню, пытаясь заглушить воспоминания.

— А ведь я прямо там мог перебить всех стражников и прирезать этого борова! — прошептал Краснов девушке. — Но я стоял и смотрел, как эти мрази режут безоружных. Как Гарук забавы ради вспарывает животы старикам. Как они… — Он резко сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя на коже кровоточащие полумесяцы. — И что было бы потом — куда бы я делся? Уйти в пустыню? Даже если пройти через пески и вернуться к Сихарам — это будет верная смерть, они сразу поймут, что я одержимый. Идти на север? Еще более сложная задача — на том направлении почти нет колодцев. Это не мой мир! Это не моя война! Теперь еще и ты, Вейд…

— Ну, прости, что так вышло, Яр! — Она резко отстранилась, глаза сверкнули в полумраке, как у кошки. — Я всего лишь рабыня. Вынужденная ежедневно лавировать между изнасилованием и групповым изнасилованием!

Ярослав шагнул к ней. Пальцы сами потянулись к ее лицу, но остановились в сантиметре от кожи. Он почувствовал исходящее от нее тепло, увидел, как по шее пробежала дрожь, подняв мелкие пупырышки на смуглой коже. Ее дыхание коснулось его губ.

— Прости, девочка! Пока я жив, ты будешь в безопасности, обещаю! Я убью любого, кто тебя обидит!

Вейд закусила губу. Капля крови выступила на бледной коже, и он невольно проследил, как она скатывается по подбородку, оставляя алый след. Девушка бесшумно зарыдала и прильнула к нему всем телом. Ярослав обнял ее за плечи и повел в свою комнату. Там они некоторое время сидели на диване, думая каждый о своем.

— Я не из пустыни, — прошептала Вейд в самое ухо Ярославу, ощущая, как он невольно напрягается. — Я знаю, что там, на севере, за песками!

— И что?

— Империя… — Она обвела руками в воздухе, словно рисуя невидимые стены. — Там есть города из белого камня, который сверкает на солнце, как снег. Улицы, вымощенные плитами, настолько гладкими, что в дождь в них можно увидеть отражение неба. Фонтаны в садах, где вода поет, падая с высоты в мраморные чаши.

— И армия? — Его голос стал жестким, как сталь клинка. Ярослав вспомнил, что ему говорили о геноциде сторонников Карса.

— Да. — Она опустила глаза. Длинные ресницы отбрасывали тени на скулы. — Легионы в стальных доспехах, отполированных до зеркального блеска. Машины, которые метают огненные шары на расстояние в тысячу шагов. Корабли с пурпурными парусами, что бороздят Великое море.

Ярослав схватил ее за запястье. Кожа под его пальцами была удивительно мягкой, нежной — совсем не такой, как у местных женщин, изможденных пустыней. Он почувствовал тонкие шрамы на внутренней стороне предплечья — следы от веревок или, возможно, цепей.

— Почему ты здесь?

— Меня продали в рабство, — быстро ответила она, но зрачки дернулись в сторону, выдав ложь.

— Врешь!

Ее дыхание участилось. Ярослав чувствовал, как под его пальцами бешено стучит пульс, ускоряясь с каждым мгновением.

— Я не могу сказать.

— Почему?

— Потому что тогда ты меня убьешь.

Он отпустил ее руку, и она отпрянула, как ошпаренная. В глазах читался тот же ужас, который он видел получасом ранее, в покоях патриарха. И тогда Ярослав мягко, насколько мог, снова взял ее за ладони и поцеловал в губы.

— Нет, я не трону тебя! Я же обещал тебя защищать! Расскажи мне всё!

Вейд почти минуту сидела неподвижно, всматриваясь в его лицо. Потом, наконец, приняла решение и, прижав губы к его уху, начала шептать:

— Мой отец был имперским шпионом. Он пришел в Великую пустыню двадцать лет назад. Его послали узнать, существует ли ещё Храм Карса. Он нашел Храм, сумел втереться в доверие жрецам и даже стал одним из них. Это было очень сложно, ведь они представляют собой небольшую спаянную фанатизмом группу людей. Но отец смог, он был очень умен и его хорошо подготовили к миссии. Но доложить о своей находке руководству отцу не удалось — покинуть Храм не вышло. Он остался, влюбился в мою мать, простую рабыню. А потом родилась я… Он не сумел дать мне статус свободной, но, сколько я себя помню — всегда поддерживал и помогал. Рассказывал о жизни в Империи, о сверкающих городах, о закованных в сталь воинах. К сожалению, он умер, когда мне было семь лет. С того момента мне пришлось заботиться о себе самой.