Читать книгу - "Драконье Пламя: За Порталом - oR1gon"

на замену реликвии предков. Пришлось изменить подход, вкладывать дополнительную силу, но и руки не уставали от большого веса.

Ловко перехватывая полотно такими же клещами, не знающими урона от жара, на ослепительной наковальне он наносил свои удары. Шепча себе под нос слова, мастер будто чувствовал, знал, куда ему следует нанести удар. Он ни на секунду не прекращал работы, ведя странную, одну ему слышимую беседу.

Ведь металл, едва почувствовав нечто родственное ему, первое соприкосновение, стал податливее, более охотно принимая нужную форму. Все остальные молоты ему не нравились, он пробовал их на прочность, вместе с наковальнями и прочим. Всякий раз оставаясь недовольным. Сейчас же он готовился окончательно измениться, стать оружием.

Сам Крепкая Наковальня, не покидая своеобразного транса, постепенно настраивался на новые инструменты, отстраненно поражаясь дару от главы клана. Собой они представляли, будто, четыре вещи, хотя их было много больше. Отдельно шли наковальня и молот. Дэтуур чувствовал, что только при помощи них мог ковать лучше изделия, не прибегая к печам и прочему. И будут они выходить гораздо более крепкими, чем можно добиться иными средствами.

На разных отрезах драконьей кожи, в стороне друг от друга, лежали другие “две вещи”. Набор молоточков, щипцов, ухватов и шил. Все необходимое для формовки металла. Их была целая россыпь, но они ощущались одним целым. И не менее полный подбор инструментов для нанесения рун, от игл, до резцов.

Вооруженный всем необходимым, о чем и помыслить не мог, старик не задавался вопросом, откуда готовые изделия из металла, с которым он сам едва ладил. Нет. Он просто продолжил работу, не сходя с места, где стоял. Только сменил наковальню, да продолжил наносить размеренные удары.

В очередной раз опустив молот, выбив последнюю ноту из драконьего адамантия, Крепкая Наковальня поставил точку в песне. Металл шептал ему секреты о себе, подсказывал, как правильно действовать. Какие шаги можно пропустить, а что требовал непреклонно.

Все детали рукояти уже были готовы и обработаны в соответствии с желанием самого металла. Оставалось нанести орнамент, украсить. Но пока красота терпела, а драконий адамантий — нет. Кузнец чувствовал, что он больше не мог терпеть, жаждая стать цельным. Двуручным клинком.

Соединяя вместе детали рукояти и лезвие, Дэтуур не видел, но чувствовал, как они сливаются вместе. Как меняется структура. Лучшая сварка не могла обеспечить столь же чистый, идеальный результат.

Когда эфес встал на законное место, по мечу прошла волна энергии, но не разрушительной. Она дугами, похожими на всплески раскаленной магмы выгибалась, танцуя на клинке. А от орудия пришло новое требование-просьба. Став цельным, оно хотело завершения, совершенства.

Ловко подхватив пальцами тончайшую игру с полотна шкуры, она была не толще волоса, мастер принялся за работу нового толка. Она требовала еще большей сосредоточенности, искусности и знаний, какие хранил лишь его клан.

При помощи иглы он подхватил одну из энергетических дуг, продолжавших свой танец, а через нее и все остальные. Впившись в противоположный конец иглы, как нити, потоки энергии через нее проникали обратно в металл, большей частью задерживаясь на поверхности.

Четкими, осторожными и выверенными движениями оружейник выводил руну, которую до селе никогда не использовал. Не было подходящего материала, способного ее принять. Не подворачивалось такой работы. Но металл соглашался с его решением и даже требовал именно ее, жаждал. Он же делился с мастером странными видениями, шепотом, подсказывая, как быть, как действовать.

Каждое движение руки дварфа оставляло след, незаметный обычным глазом. Он сам не мог их видеть, полагаясь исключительно на память, заученные до зубного скрежета движения и подсказки, наводнявшие разум.

Будто пером, он в четыре сотни движений, за два часа, вырисовал на драконьем адамантии высшую руну остроты. Тогда же и металл изменился, приобретя заточку. Иначе об него пришлось бы сточить все, что имелось в клане, без гарантированного эффекта.

За первой руной, не теряя концентрации, Дэтурр начал наносить вторую. Но действовал он необычно, не как принято в их ремесле. Он переплетал их вместе, соединял, делая нечто новое. О таком не существовало записей на каменных скрижалях. Не передавалось из уст в уста. Он творил новое.

Сплетение высшей остроты и чистоты снова изменило лезвие. Весь свет, яркими лучами изливавшийся наружу и слепивший, разом ухнул внутрь металла. И снова вырвался наружу, плотным слоем собравшись на режущей кромке, освободив дол.

Следующие три руны принадлежали к числу запретных: “зло” “тьма” “отродье”. Последней, завершающей и занявшей остатки места, стала “кара”. Их общее нанесение заняло почти полные сутки, за которые спина кузнеца не разгибалась, а глаза моргали редко-редко.

Он порывался внутренне нанести что-то связанное с огнем, с испепелением, сжиганием и обращением во прах, однако всякий раз его останавливал сам меч. В нем и без того хватало чистой мощи пламени. Она его переполняла. Он хотел другого. Того, что еще больше укрепило бы его на пути уничтожения мерзости.

Покончив с рунами, Дэтуур сразу же начал наносить резьбу на гарду. А стоявшие вокруг него иные кузнецы и сами не моргали, наблюдали, всем естеством впитывая происходящее. За все часы ни один из них не ушел. Не отвлекался на другие дела. Не ел, не пил.

Они хотели выжечь в своей памяти каждый момент, каждое мгновение. В клинке они видели новые, небывалые свершения для обладателя и славу клана. Каждый мечтал поработать с подобным материалом. Но все они понимали, что не смогли бы водрузить себе на плечи такую тяжесть. Как минимум, они бы не смогли наносить столь сложные руны в таком количестве и уж тем более соединить их вместе в один рисунок.

Глава 82

Двуручный меч лежал на длинном ложе, представленном подушкой, внутри прекрасного серебряного ларя, украшенного драгоценными камнями и узорами. А тот — на монументальном каменном столе, покрытом геометрической резьбой и прожилками иной породы. Отполированный до блеска, почти до зеркального отражения, он казался не менее ценным, чем серебряный ларь.

Клинок светился от наполнявшей его энергии Света, закованной в сам металл. По долу пробегали золотые искры, не вредившие ничему вокруг, но привлекавшие внимание к тончайшему рунному письму. Лезвие, казалось, вовсе состояло из Света, острого, как солнечные лучи. Гарда, прямая, по центру имела единственный камень, чистый, прозрачный, как слеза младенца, как самая лучшая вода. В нем чувствовалось скопление огромной силы, такой же чистой, как он сам. Свет сам стремился к камню, наполняя его собой. В остальном гарда почти не имела украшений, за исключением все тех же рун, гласящих о святости, непоколебимости, храбрости