Читать книгу - "Ваше Сиятельство 14 (+иллюстрации) - Эрли Моури"

— Демон, — шепнула мне Элизабет, когда мы направились по широкому коридору к выходу из дворца. — Ленская мне кое-что тут сказала в эйхосе. Она уже свободна на сегодня. Не хочешь ее еще раз наказать. Я бы помогла.

Я остановился. Бабский, явно слышавший шепот Стрельцовой и понимающий суть наших игр, заулыбался во все белы зубоньки.

— Елизавета Борисовна, — строго произнес я, бросив взгляд на князя Молчанова, появившегося из Малахитового зала. — Облик морали, Елизавета Борисовна! Облик морали, и никаких сомнительных развлечений!

— Чего? — не поняла англичанка.

— Ничего. Лиз, давай без нее, — тихо сказал я. — Я устал за сегодня и не хочу видеть ночью никого кроме тебя.

— Я тебя люблю, — выдохнула баронесса, счастливо прикрыла глаза и поцеловала меня в губы.

В общем-то, и мне, и Стрельцовой плевать на правила дворцового приличия. Мы целовались во дворце перед самим главой Всеимперского Совета, который еще два дня назад пытался меня уничтожить. Но теперь обстоятельства повернулись так, что мало кто уверен, будто он сможет продержаться в своей высочайшей должности до осени.

Глава 7

Как я стал демоном

И я, и Элизабет, и тем более наш весельчак Бабский пребывали в прекрасном настроении. Взор Алексея Давыдовича пылал от понимания, что я практически выдернул его из-под жесткого подчинения полковнику Бердскому и освободил его от службы в «Грифоне». Стрельцова томно дышала после моих слов и чувственного поцелуя. Ничто не предвещало неприятностей, но они случились. Маленькие такие, забавные неприятности. Правда стряслись они не с нами, а с князем Молчановым.

Еще несколько дней назад, мне в голову не могло прийти, что я в немилости у главы Всеимперского Совета. Ведь с ним я никогда не пересекался, не имел никаких трений. Молчанов мог вообще не знать о моем существовании. Хотя нет, вру. Не знать обо мне он не мог. Хотя бы из-за того громкого случая, когда я надел наручники на князя Козельского. Да, да, того самого Козельского — главу Ведомства Имперского Порядка, по совместительству главного мерзавца, отца всероссийской коррупции. Как казалось тогда многим, он был человеком непотопляемым, могущественным почти как сам император. Но вот так вышло, что наш непотопляемый мигом утонул. Сгинул где-то в мрачных казематах на окраине Москвы. Судьбу его сейчас определяют суровые люди из канцелярии Отдельного Дознания.

Я знал, что Молчанов, как и князь Урочеев, и граф Фомин да еще десяток другой влиятельных физиономий из высшего дворянства связаны с Козельским всевозможными нечистыми делишками, но не думал, что моя причастность к судьбе Григория Юрьевича их так задела. Устранение Козельского, следствие, идущее по его антигосударственной деятельности, создало серьезные риски для многих из них. Большинство лишилось доходов и возможности решать свои дела так, как они привыкли — через того же главу Ведомства Имперского Порядка. На это мне открыла глаза Глория, в то прескверное утро, когда значительная часть важных государственных людей ополчились на меня из-за убийства Ричарда Гилберта. Большинству из них плевать было на то, что новоявленный наследник британской короны лишился головы. Одной британской башкой больше, одной меньше — в чем проблема? Для них это происшествие стало лишь поводом попытаться расправиться со мной, сделать из меня виновника замаячившей на горизонте войны и причиной всех российских бед. Но не вышло.

Быть может князь Молчанов, сейчас грозно стоявший передо мной, еще не усвоил, что их потуги не дали результата и никто не собирается меня отстранять от дел и отсылать на северные земли. Он, вальяжным жестом руки отстраняя свою свиту, шагнул ко мне и сказал:

— Вы не в доме терпимости, граф. Что позволяете на глазах у приличных людей⁈ Бессовестно как! Если вы!.. — он сопел от злости, краснел щекастым лицом и с трудом подбирал слова: — Вы своими уловками… Магией или чем там умеете… завладели вниманием княгини Ковалевской, это не делает из вас достойного человека!

— Вас и вашу цирковую труппу зря пускают во дворец! Вы просто шуты! — едко высказалась дама в бледно-голубом парике и длинном до пят платье.

— Боги, это кто сейчас рассуждает о приличиях⁈ Уж не тот ли самый человек, который пачкал руки преступными связями с князем Козельским? — усмехнулся я, шагнув ему на встречу и кожей чувствуя, как злится Элизабет из-за слов князя, еще больше из-за той язвы в голубом парике.

— Желаете цирковой фокус, князь? — прикрыл глаза и вытянул вперед руки. Тут же почувствовал, как все замерли: некоторые в предвкушении чего-то неожиданного; некоторые в страхе. Еще бы, обо мне по Москве ходило много жутких и лживых историй!

— Пророчествую! Ибо дали мне такую силу вечные боги! — произнес я, хитро приоткрыв один глаз. — Не позднее этой осени, вы, князь, лишитесь места главы Всеимперского Совета! Выдворят вас с позором! Вскроются ваши бессовестные делишки! И со всей высоты прежнего положения приземлитесь больно на задницу! Позорное будущее ожидает вас! Все лицемеры, которые боготворят сейчас вас, от вас отвернутся!

Едва я это сказал, как красная физиономия Молчанова стала бледно-желтой, он заохал, хватаясь за сердце и в самом деле — надо же чудеса какие! — приземлился на задницу перед своей свитой. Причем смачно так, что показалось, под его немалым весом дрогнул пол. По залу прокатились испуганные возгласы. Элизабет звонко расхохоталась. Я же… Я испытал немалое удивление. Ведь не предпринимал против князя ровно никаких действий помимо шутливого пророчества, бывшего на самом деле лишь моими логическими выводами из того, как шло следствие по делам Козельского! Лишь через несколько секунд я догадался: Бабский! Конечно, Бабский! От него пошла никому незаметная ментальная атака!

— Ах! А-ах! — раздался испуганный женский возглас.

Повернув голову, я увидел ту самую даму в бледно-голубом парике. Еще миг, она стояла с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами, затем метнулась в коридор юго-западный. Что ее заставило это сделать, можно было лишь догадываться. Зато я точно знал, кто ее заставил. Нет, Бабский как менталист без сомнений слабее Бондаревой, но он тоже хорош. Очень хорош! И я мог бы развить в нем эти таланты, поднять на уровень Натальи Петровны, даже сделать посильнее ее.

Мысль, о