Читать книгу - "Повелители Утра - Эдмонд Мур Гамильтон"

ним. Он пробежал всего три или четыре шага, а затем они с Манрике столкнулись лицом к лицу. Мартин извернулся, чтобы избежать лезвия, схватил Манрике за горло, повалил его на землю и прижал всем весом. Но кинжал, которого он не заметил, и который Манрике держал в левой руке, вонзился ему в бок, где не было стали, чтобы прикрыть его. И всё же он не отпустил горло Манрике.

Отстранённость и сон. Ему приснилось лицо Арилл, склонившееся над ним, и мужской голос, говорящий вдалеке: «Бесполезно, он умирает». Ощущение мягкой руки на лбу и, возможно, слезинки на щеке. Затем тёмные волны накатили на него, очень умиротворяющие, очень тихие. Он неподвижно лежал на равнине рядом с Манрике, а темнота сгущалась, и, конечно, она ему не нравилась, потому что скрывала сон.

Он сражался с тьмой. Теперь в ней слышался рёв, гром и пламя, и он знал, что это такое, он вспомнил. Арилл. Арилл покидала его, покидала Землю навсегда. Он с трудом приподнялся и сквозь странную, застилающую глаза дымку увидел, как огромный корабль медленно поднимается на своих огненных струях, отрывается от Земли и направляется в чистые бездны за пределами неба.

Мартин выкрикнул одно-единственное страстное имя, и затем тьма снова окутала его, на этот раз не нежная, а полная завываний и странных ветров, уносящих его неведомо куда. Тогда он понял, что умирает в этом не принадлежащем ему теле, и ему стало очень страшно.

X

Слова, затем темнота и снова слова.

— …больше жизней, чем одна…

Что за смутная мысль, что за слова продолжали мучить его в окутавшей его непроглядной черноте? Слова, которые продолжали всплывать в его угасающем сознании, пока он стремительно падал и погружался в бездонные пропасти?

— …больше жизней, чем одна…

Мартин услышал голос. Странный, но знакомый голос, говорящий на странном, но знакомом языке.

— Эд! Эд Мартин!

Он задыхался, боролся, пытался открыть глаза и не мог. Он почувствовал запах древесного дыма, почувствовал, что кто-то поддерживает его. Затем резкий химический запах ударил ему в ноздри.

Его глаза открылись. На него смотрело родное, встревоженное лицо — лицо, которое он знал вечность назад.

Лицо Ферриса.

— Слава богу, ты наконец пришёл в себя, — пробормотал Феррис. — Все эти дни… абсолютная кома…

Феррис. Палатка. Аккуратный маленький археологический лагерь. Значит, он вернулся из темноты. Но, конечно же, он вернулся! Когда Педро Янез умер, разум Эдварда Мартина, запертый до тех пор в клетках мозга Янеза, вырвался на свободу и вернулся вдоль мировых линий к своей собственной матрице….

И внезапно Мартин вспомнил те слова, которые преследовали его в темноте. Они звучали в его голове, когда он — Янез — умирал.

— … тот, кто живёт больше жизней, чем одна, должен умереть большим количеством смертей, чем одна.

Воспоминание об Арилл пронзило его, как острая боль, и он почувствовал горькое сожаление от того, что вернулся. В том, другом существовании он потерял больше, чем жизнь. Лучше было бы навечно заснуть там, на равнине рядом с Манрике, чем просыпаться и вспоминать.

Феррис был на грани истерики от облегчения.

— Я чуть с ума не сошёл, когда ты вот так лежишь и на сотни миль вокруг нет ни одного врача!

— Всё в порядке, — глухо произнёс Мартин. — Теперь всё в порядке.

Феррис уставился на него, поколебался, а затем спросил:

— Эд, это было то, о чём ты говорил? Твой разум…

— Может и так, — медленно произнёс Мартин. — А может, просто кома от лихорадки и сны. Как знать?

Но он знал, что это не так. Только какой смысл во всём этом разбираться? Он не хотел говорить об этом сейчас. Он не думал, что когда-нибудь захочет говорить об этом.

— Ну, конечно, скорее всего, так оно и было, — нервно сказал Феррис, ухватившись за утешительное банальное объяснение. — Конечно, лихорадка. А теперь лежи спокойно, Эд.

Он лежал спокойно. Лежал и смотрел через открытую дверь палатки на тёмное, усыпанное звёздами небо, и смутно чувствовал, что ещё может в последний раз увидеть огромный корабль, направляющийся домой, за которым на фоне звёзд тянется огненный след.

Безумие. Конечно, это уже было. Было очень давно, когда корабль улетел, а жители Венеры оставили надежду на Землю. С тех пор прошло более четырёхсот лет боли и борьбы за Землю.

Он вспомнил мрачное пророчество Арилл:

— В конце концов, вы, жители Земли, уничтожите самих себя.

— Возможно, — подумал Мартин. — Но мы этого ещё не сделали. И если мы сможем победить…

На следующее утро он удивил Ферриса, сказав ему:

— Я решил покончить с археологией. Навсегда.

Феррис начал было протестовать против такого решения, но затем замолчал. Через некоторое время он сказал:

— Возможно, это и правильно. Я имею в виду, эта твоя странная одержимость…

Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости.

Чуть позже он спросил:

— Чем ты собираешься заниматься?

Мартин медленно ответил:

— Я думаю, ракетной инженерией.

У Ферриса при этих словах отвисла челюсть.

— Ракеты? Но Эд, это совершенно не по твоей части. Потребуются годы новых исследований…

— У меня есть годы.

— Я понимаю, но почему ракеты?

— У меня просто есть идея, — сказал Мартин, — что я мог бы немного помочь в проекте строительства корабля для полёта к другим мирам.

Он был ещё молод. Не исключено, что он мог оказаться одним из первых сынов Земли, достигших Венеры. Только тогда кто-нибудь поверит в историю о Повелителях Утра, которые тысячелетия назад прибыли на Землю! Только тогда земляне смогут узнать тайну своего собственного прошлого — о многовековых эпических усилиях венериан и их окончательном поражении.

Поражение! Мартин подумал о городе, который находился не так уж далеко отсюда, на берегу реки в джунглях. Он подумал о его разрушении, о том трагическом последнем отъезде из него. Но поражение? Было ли оно на самом деле?

Арилл с горечью сказала, что посеянные ими семена так и не прижились. Но они стали частью наследия Земли. Если когда-нибудь они смогут расцвести в полную силу, корабли с Земли пересекут бездну и доставят на Венеру доказательство того, что это так.

Он обратился к женщине, навсегда затерявшейся в тёмной глубине веков:

— Я думаю, Арилл… я надеюсь, что, возможно, ты не совсем потерпела поражение.