Читать книгу - "Немезида ночного ангела - Брент Уикс"

всего в одном перепаде настроения от того, чтобы прыгнуть в уже расстеленную постель.

А мое настроение и так колеблется из стороны в сторону, словно пьяный маятник.

Что я за человек, если меня это возбуждает? Женщина, которая притворяется беспомощной.

Хотя, возможно, дело не в беспомощности. Возможно, дело только в Ви. В том, что она рядом и доступна. Меня возбуждает она. Боги, сохраните, она всегда меня возбуждала.

– Уйди! – Я отталкиваю ее лицо, ее плечи, стараюсь отстраниться, не сделав ей больно.

Но она держится крепко, поворачивает голову так, что моя рука соскальзывает, а затем вдруг целует мой пах.

– Просто позволь. Просто позволь, – повторяет она между поцелуями, одной рукой все еще придерживая меня за ноги, чтобы я не отстранился, а другой беря за пояс.

Ви обращает против меня мое же тело. И оно откликается, хотя я этого не хочу.

Я вдруг отчетливо вспоминаю, как в последний раз занимался любовью с Эленой. Представьте, будто частичка вашего сердца онемела, как немеет нога, лишенная притока крови, и тогда вы поймете, какую боль я ощутил, когда в мое давно онемевшее сердце хлынули кровь и чувства. С Эленой я отдавался любви целиком, сердцем, разумом и душой, и соединялся с ней без страха.

Cейчас я чувствую себя уличным менялой, которому сунули в руки горсть фальшивых монет. Ведь я когда-то держал в руках настоящие. Мне не нужны весы, чтобы понять – передо мной подделка.

Но тихий внутренний голос шепчет: «Ничего другого ты все равно не получишь. Элены больше нет. Бери, что дают».

Я не знаю, зачем Ви это делает. Мне даже кажется, будто ей и не хочется этого делать.

Она уже расстегнула мой ремень. Если буду колебаться дальше, мое тело примет решение за меня.

Я хочу ее, сильно, до боли… но не так. Не так!

Я хватаю Ви за волосы и оттягиваю ее голову назад. Раздается приглушенный металлический звук – это ка'кари прыгнул в мою ладонь, и теперь перед глазами Ви маячит черный тычковый нож.

– Хватит, – хрипло выговариваю я, дрожа всем телом.

Ви оседает на пол и начинает рыдать. Не давая себе сжалиться, я подхожу к комоду, нахожу ночную рубашку и кидаю ей.

– Надевай. И рассказывай, – говорю я. – Что на тебя нашло?

Я настолько зол, что не могу смотреть на нее, и поэтому отворачиваюсь. Внутренний голос говорит, что отказывать опасной женщине, а потом подставлять ей спину – это самая большая глупость из всех, что я совершил за последний месяц, притом что претендентов на это звание было немало.

Я отчасти жду, что сталь вот-вот прочертит на моей спине горячую полосу, но мне не хочется, чтобы Ви видела мое лицо. Я и сам не уверен, что на нем. Отвращение? Гнев? Похоть? Презрение к себе за то, что я хотел с ней переспать, хотя видел, что самой Виридиане хочется лишь воспользоваться мной и отвлечься от каких-то своих темных мыслей? Злость от того, что моя подруга пыталась навредить самой себе?

При мысли о том, что она хотела воспользоваться мной и вовлечь в ту драму, что разыгрывается в ее голове, я снова начинаю закипать. У меня не так много друзей. А если хорошенько задуматься, то вообще их нет. В нашем мире и в нашем ремесле трудно сохранять узы дружбы, и Ви чуть не оборвала наши.

– Они… – ее голос звучит хрипло. – Я избежала наказания, Кайлар. За убийство. Знаешь, они даже ничего не подозревают. Но на самом деле я ничего не избежала. Наказание будет. Наверное, его вообще невозможно избежать.

Я оборачиваюсь и вижу, что она так и сидит на полу; пошевелилась только для того, чтобы натянуть через голову ночную рубашку. Ее длинные рыжие волосы остались прижаты к телу воротом. Она их не достает. Ее глаза опущены.

– О чем ты?

– Я сказала им… Когда я присоединилась к Сестринству, то предупредила их, что теперь у меня есть два правила, через которые я больше никогда не переступлю, ни ради них, ни ради кого-либо еще. Сестра Ариэль тогда сказала, что это не страшно. Что в Часовне есть премного разных должностей, где о таком не посмеют и просить, а требовать этого не станут вообще нигде.

– Дай угадаю, – говорю я. – Они хотят, чтобы ты нарушила оба правила.

Ви сглатывает, не поднимая глаз. Кивает.

Я проклинаю Часовню.

Виридиана прислоняется спиной к стене, обнимает колени.

– Тактических групп особого назначения было две. Моя группа должна была выкрасть Кейдана. Группа Исмаены пыталась внедриться в ближайшее окружение нового короля. Исмаена решила, что простейший путь к этому – принести ему на блюдечке твою голову.

– Так вот ради чего она заманила меня в засаду, – говорю я. – Но неужели сестры не поняли, почему их план не сработал?

– Сестры думают, что Исмаену убил ты. Они не знают, подозреваешь ты, что засаду подготовило Сестринство, или нет. Они считают, что Исмаена бы их не выдала, даже случайно. Она слишком умна и слишком верна Часовне.

– Почему они решили, что ее убил я? – Я спрашиваю и сразу же понимаю, что вопрос дурацкий.

– Кайлар, кто еще мог сделать то, что сделал ты в том зале? Кто-то наткнулся на засаду, подготовленную для тебя, и все, кто в ней сидел, теперь мертвы. Некоторых членов моей группы не было в Часовне, когда ты выкинул номер с председательницей, и в Черном Кургане их тоже не было. Они не верили в россказни о ночном ангеле. Особенно после того, как повстречали тебя. Теперь верят.

– «Особенно после того, как повстречали меня»?

– Ну, то есть они не ожидали, что ты окажешься таким молодым, – запинаясь, говорит Ви. Иногда у нее совсем не получается лгать.

Хотя какое мне дело до того, что обо мне думают сестры?

Ви продолжает:

– Ты хоть знаешь, что сейчас творится на корабле?

– Конечно, я только что ходил на разведку в Элизион. – Наверное, мне не стоило ей об этом говорить.

– В Элизионе и на самом носу корабля алитэрцы изо всех сил стараются делать вид, что все в порядке. И у них хватает магов, чтобы этот порядок навести. Но в других отсеках… Помнишь, как в Крольчатнике начинались пожары? Хью однажды заставил меня смотреть, как горит дом – ему нужно было выполнить контракт на одного человека, а он ради этого заживо спалил сорок семь. Когда огонь только занялся, люди еще не успели сообразить, что к чему, зато крысы вдруг разом повалили на улицу и покрыли ее живым ковром