Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

тончайшего, как яичная скорлупа, фарфора. В них были срезанные цветы – рыжие, алые и золотые. Ты и представить себе не могла, где он их раздобыл.

Святой терпения стоял у деревянного умывальника с зеркалом. Под плащом на нем был старинный костюм. Тебя впечатлила сама идея того, что кто-то может надеть исторический артефакт: черные брюки, черный пиджак, белая рубашка с высоким, сильно накрахмаленным воротничком. Августин зачесал волосы назад, и они лежали плотной блестящей шапочкой, из которой не выбивалась ни одна прядь. Он как раз завязывал пышным узлом смешной маленький черный галстук.

– Великолепно, моя голубка, – весело сказал он Ианте, целуя ей руки. Неподвижный взгляд не позволял верить в добродушие святого. – Ты напоминаешь мне статую забытой богини, выловленную из воды. Краска с нее смылась, но мрамор остался цел.

– И все это покрыто мхом, плесенью и грязью, – продолжила она, позволяя расцеловать себя в обе щеки. – Видел бы ты мою сестру.

– Ты всегда так говоришь, – сказал Августин, посмотрел на тебя и, к счастью, не стал целовать. Только приподнял бровь и сказал: – И ворона может стать лебедем! Как в старые добрые времена… видели бы вы, какие вечеринки мы устраивали, когда еще осмеливались собираться. Мы праздновали, как перед концом света. Я всегда буду это помнить. Джон тогда чаще смеялся. Обычно над безумным Улиссом и над Кассиопеей, которая падала под стол, выпив один-единственный бокал. Ладно, детки. Рассказать вам, как пройдет эта игра?

– Почему ты помогаешь мне совершить убийство? – спросила ты.

Он посмотрел в зеркало, проверяя галстук, сдвинул его на волосок и выпрямился.

– У меня есть на то свои причины, милая девочка, – ответил он с ледяной жизнерадостностью, которая была его первой линией обороны. – Когда-то давно, если бы мой младший брат пожелал оставить эту юдоль слез, я не остановил бы его, но я давно понял, что Ортус больше никого не слушает. Он одержим своими навязчивыми идеями, и их не вынуть у него из головы. За последние жалкие сорок лет он причинил мне больше боли, чем я способен вынести. Я не собираюсь тебе мешать. Я полностью завладею вниманием учителя. Вы сможете сражаться. Харроу закончит свое кровавое дело… если она справится, в чем лично я сомневаюсь.

– Она сможет, – сказала Ианта, а потом все испортила словом «наверное».

Ликтор сказал:

– Ну, пусть попытается. Я однажды видел, как этот человек выступил против целого города. Город не выиграл. Он первым выйдет из-за стола и пойдет в тренировочный зал, такая уж у него привычка. Ты уйдешь по условному знаку.

Гадать не было смысла.

– Он уйдет? – спросила ты, а принцесса Иды спросила:

– Условный знак?

– Я не буду вам говорить какой. Если вы будете его ждать, наш император заподозрит неладное. Просто поверьте: если я захочу, чтобы Ортус ушел, он с ума сойдет.

Шутка показалась тебе сомнительной.

В дверь коротко постучали. Ты немедленно прижалась к стене, чтобы тебя не увидели от открытой двери, а Ианта сомкнула костяные пальцы на сверкающей рукояти – яблоке – рапиры Третьего дома. Августин просто сказал:

– Входи, скрепочка.

Скрепочка вошла. Это оказалась святая радости.

Твоя бывшая учительница не обратила внимания на тебя, вжавшуюся в стену, и на твою сестру, бледные брови которой взлетели так высоко, что могли бы покинуть атмосферу. Мерсиморн нарядилась в длинное платье из абрикосового шелка и белый ханаанский плащ, который полностью открывал изящные худые плечи. Волосы она собрала в тугой сверкающий пучок, а на вас обеих она и не посмотрела.

– Ты охренел, – сказала она.

– Ни в малейшей степени, – приветливо ответил он. – Этого никогда не случается. Ты принимаешь мое предложение?

– Скажи мне, что ты…

– Сначала соглашайся.

– Я соглашусь, если ты поклянешься на мече, – сказала Мерсиморн с готовностью.

Он поднял перед собой рапиру в ножнах. Ты увидела ярко начищенную конусообразную рукоять, кажется, медную, покрытую тонкими рисунками.

– Я клянусь мечом Альфреда Квинка, лучшего из людей и рыцарей, что не раскрою и не разглашу подробности твоего, гм, дела, что они не сорвутся с моих губ и с моих пальцев, даже если я буду уверен, что это станет моим концом.

Мерсиморн чуть-чуть расслабилась: это было еще не облегчение, а так, первое семя, из которого облегчение могло бы вырасти.

– Соглашайся.

– Ладно, принято, – сказала она и огляделась. – Ты знаешь, что здесь дети? Мне их убить или как?

– Не обращай внимания, – сказал Августин. – Лучше тебе не знать, зачем они здесь. Слушай, радость, ты нужна мне, чтобы совершить задуманное. Если ты не поможешь, я буду считать себя свободным от клятвы.

– Совершить! Задуманное! – презрительно сказала она. Ты разглядела короткие нитки персикового жемчуга у нее в ушах. Они затряслись, когда Мерсиморн сложила руки на груди. – Хорош трепаться, расскажи мне план.

– Когда ты все услышишь, делай, что хочешь, но только выше шеи. Все остальные старые рубашки неглаженые.

– Хватит тянуть, рассказывай!

Он кашлянул и сказал:

– Обольщение Зевса, малое.

Ты разглядела во всех подробностях, как взгляд мечтательных глаз Мерсиморн становится пустым, как будто в них возникло око бури. Она размахнулась и ударила его в лицо. Удар вышел не таким и сильным, голова только слегка мотнулась назад, но он побелел, будто получил по лицу тараном. Он зажал рот, нагнулся над умывальником и выплюнул кучку зубов, которые застучали по раковине. Он поднес ладонь к окровавленным губам, закрыл глаза и через несколько мгновений выпрямился. Лицо немного посерело, но зубы отросли заново.

– Малое, – повторил он, когда снова смог говорить. Достал платок и вытер губы: – Малое. Сколько раз повторять?

– Ты сошел с ума, – неуверенно сказала она.

– По-твоему, я шучу, Мерсиморн?

Они смотрели друг на друга. Потом последовала беседа, похожая на ту, которую ты однажды наблюдала между ней и богом. Обмен гримасами, жестами и словами, которые рождались на губах и сразу же замирали. В какой-то момент она сказала:

– Градиент?

– Радиальный, – ответил он, и снова они обменялись взглядами.

Этот разговор был более быстрым и еще менее связным, чем тот, который произошел между Мерсиморн и императором Девяти домов целую жизнь назад, перед уходом с «Эребуса». В конце концов она поднесла ладонь ко рту и почти простонала:

– Платье неподходящее.

– Отличное платье, ты похожа на дыньку.

– Но меня это бесит, – от души сказала она.

Августин посмотрел на нее безучастными глазами и ответил:

– Понимаю. Соберись, радость, это тебя не убьет.

Ты поймала взгляд Ианты. Она зачарованно внимала происходящему. Подняла брови, и ты поняла, что она имеет в виду. «Кто знает». На мгновение ты заволновалась – ведь еще