Читать книгу - "От глупости и смерти - Харлан Эллисон"

–Ноги лишился, и поделом,– продолжала кошка.– Посмотрим, как он теперь объяснит свои «особые отношения» сбожеством, ха!

Какое мстительное создание. При жизни была, наверно, телефонисткой в маклерской конторе.

–Что, не удостоишь меня ответом?– в голосе кошки зазвучали скандальные нотки.– Ты ведь тоже мертв, абсолютно мертв, ты в курсе?

–Смерть не является причиной для отказа от своих этических стандартов,– сказал я.– Убирайся. Иди погрызи рыбью голову или пристань к кому-то еще.– Я отвернулся. Ресторан был полон –зрители, вышедшие после вечернего спектакля, мешались с гуляками, которые только-только разогревались. Все болтали, налегая на закуски и потирая убившие их раны. Мне было одиноко среди этого скопления тел и громких голосов.

Кошка перешла к открытым оскорблениям, которые я проигнорировал. Интересно: если кошка забирается на спину собаке, она стоит тихо, стараясь не беспокоить собаку и надеясь, что этот живой постамент не рванет неожиданно с места? Или впивается когтями и цепляется, как начинающий наездник родео, раздирая собачью шкуру? Вот каким глубокомысленным размышлениям предавался я в ожидании ужина.

Наконец я увидел официанта: он пробирался через толпу, ловко огибая столики, балансируя алюминиевым подносом на вытянутых пальцах одной руки. Он умер недавно и еще не раскаялся. Зомби, ходячий мертвец, некро-официант, к тому же и растаман: дреды умаслены жиром убитых дельфинов и кашалотов с легким ароматом лепестков розы. Татуировка Хайле Селассие^[117] у него на груди весело подмигнула мне.

Официант водрузил поднос на мой столик и стал разгружать. Первым поднос покинул стакан мутной воды. За ним последовала салатная тарелка со «счастливым лицом»: между дугой из кедровых орешков внизу и парой шариков саго вверху церемониальная греческая оливка. И, наконец, главное блюдо на большой квадратной тарелке: дымящаяся душа моей первой жены, приправленная раскаянием и оправданным раздражением, с двойной порцией пюре из совершенных ошибок и подливкой.

–Еще чего-нибудь, чувак?– осведомился официант, развернув салфетку и накрыв ей мои колени.

Я посмотрел на еду.

–Как будто у меня есть право еще на что-то.

Во взгляде официанта не было ни малейшего сочувствия. Он растянул губы в улыбке и предложил:

–Я мог бы принести тебе втихую немного лобстера, которого выбросили во время истребления моавитян^[118].

Знакомая история. Я хмыкнул и вернулся к своей тарелке. Душа была горькой и безвкусной –как и вчера, и позавчера, и каждый вечер со времени моей смерти,– и я должен был съесть ее без остатка. При жизни мы все время ругались, и я никогда не уступал; мы мучили друг друга четырнадцать лет. Потом она разбила витрину в приемной моего офиса, перерезала себе осколком вены до самого локтя –прямо на глазах у секретарши, которая так перепугалась, что не смогла ей помочь,– и истекла кровью, так чтобы мое начальство и коллеги видели, насколько сокрушительную неудачу я потерпел, пытаясь спасти ее от ее же прошлого.

–Чо, не нравится?– осведомился некро-официант, по-прежнему стоя у меня за спиной.

–Не особенно,– ответил я, глядя на вилку с серо-коричневой субстанцией.– Есть смысл попросить соль и перец?

Официант наклонился, взял тарелку и вернул ее на поднос.

–Жалко мне тебя, упрямый ты болван. На такой диете не пожируешь. На вот,– он снял с подноса маленькую тарелочку, которой я раньше не видел.– Попробуй.

Он поставил тарелочку передо мной. Это был новый деликатес, и его наличие на моем столике означало, что я перешел на следующую стадию вечного познания.

Я был женат не один раз.

Мой вам совет: никогда не заказывайте гамбургер в «Человечинке».

Процесс. Помните «Некко Вейферс»? Такие разноцветные печенья в длинной цилиндрической пачке? В моем детстве это были лучшие сладости для кино, потому что их хватало надолго. В каждой пачке имелся набор разных вкусов, но все печенья, кроме шоколадных, были очень мучнистые. «Некко» делились с друзьями, сидящими справа и слева, поэтому важно было тщательно рассчитать скорость, с которой ты ешь, и угощать приятелей исключительно лакричными, лимонными или вишневыми печеньями, следя за тем, чтобы шоколадные доставались только тебе. Однажды я зашел в маленький магазинчик около железнодорожных путей в Пэйнсвилле, штат Огайо, и мое сердце затрепетало: яувидел пачку «Некко», где все печенья были шоколадными. «Бог все-таки есть»,– подумал я. По сей день –хотя сейчас «Некко Вейферс» уже редкость –я не могу отказать себе в шоколадной пачке.

И вот стою я как-то в очереди за билетами в кино. У меня с собой две пачки «Некко», пару печений я уже съел и вдруг слышу: стоящий за мной мужчина моего возраста чуть ли не с благоговением говорит своей спутнице –почти шепотом, чтобы я не услышал и не подумал, что он подглядывает: «Смотри, у этого парня “Некко Вейферс”»! Спутница, значительно моложе его, не поняла и переспросила: «Некро Вейтерс»?^[119] Мужчина объяснил, о чем речь, но я запомнил эту ошибку. Так и родились «Некро-официанты». Кого они обслуживают? Чего ждут? Как они умерли? О да. Некро-официанты. Это процесс.