Читать книгу - "Надежда смертника - Дэвид Файнток"

Мне одиноко без господина Тенера и Джареда. Господин Торн – приятный человек, но это не то же самое. Он утверждает, что ему до сих пор непонятно, как отец убедил его стать начальником штаба, хотя господину Торну, собственно, некуда было больше податься, когда он получил это предложение.

Документы Боланда об усыновлении получили одобрение на прошлой неделе. Он устроил небольшое торжество по этому поводу, куда мама и я пошли. Джаред почти закончил принимать гормон, восстанавливающий душевное равновесие, но он все еще часто плачет и не может обойтись без лекарств. Я был удивлен, вспоминая прежние заявления Джара о его взрослости, когда увидел, как он позволял господину Боланду утешать себя. Как странно видеть Роберта Боланда в качестве отца. Я-то думал, что ему вовсе не нравился Уджар.

Я предполагаю, что у господина Боланда будет время научиться. Однажды ночью после очередного приема, лежа в кабинете отца, делая домашнее задание, я спросил, почему Роб оставил свой пост, особенно сейчас, когда его отец – Секретарь по колониальным вопросам. Отец только улыбнулся и сказал, что мне не следует думать, что Робби покончил с политикой. Мать господина Боланда была у нас на чаепитии на днях.

Когда мама прибыла в Нью-Йорк, мы пошли в больницу навестить господина Чанга. Старик суетился и ворчал, но я думаю, что он был рад видеть нас. Он выглядел слабее, чем когда-либо, но мама говорит, что он до сих пор отказывается от трансплантанта. Он только позволяет делать предоперационные лабораторные анализы. Отец настаивает, чтобы он являлся посредником – пока не сформированы советы племен. Папа хочет сделать его Специальным уполномоченным по городским делам, хотя господин Чанг говорит, что он слишком слаб для этого. Мама взяла меня посмотреть новую выставку Родена. Когда она забросила меня затем домой, я рассердился и был готов расплакаться. Я ждал отца под дверью его кабинета – он разговаривал с адмиралом, и позволил ему крепко сжать меня в объятиях. Он сказал, что вопреки происходящему, он не удивится, если мама приедет домой, чтобы здесь остаться. Поздно той ночью я спустился на цыпочках вниз по лестнице и слышал, как он разговаривал с ней по телефону Я не мог расслышать все слова, и когда он заглянул ко мне, я притворился, что заснул, – так же я поступал в старые добрые времена.

Но я уже не ребенок. Через несколько месяцев мне будет четырнадцать. У меня растут волосы где положено, и я повторно прошел тестирование на половую зрелость. В целом, отец стал более строгим, и я не думаю, что это из-за его политической деятельности. Несколько дней назад я вышел из себя, и он наклонил меня к своему рабочему столу и ударил ремнем. Прежде он этого не сделал бы. После, когда мы помирились, он сказал, что он был полон решимости контролировать меня и не допустить, чтобы я постепенно впал в состояние подростковой замкнутости. Он дал мне три главы астронавигации, чтобы я перестал думать о себе.

Теперь, когда рынки стабилизировались, я через мои сети занимаюсь акциями – в качестве хобби. Мама знает об этом и обещает не говорить отцу.

Забавно, как все происходит. Честно говоря – отец утверждает, что я слишком злоупотребляю этой фразой и пора придумать другую – я до сих пор в значительной степени расстроен. Вы помогли мне во многом, даже несмотря на то что я вижу вас не часто. Спасибо за ваш домашний номер телефона; это дает мне приятное чувство защищенности, безопасности, стабильности.

Это своего рода забава – снова быть просто мальчишкой. Но ночью, в постели, я думаю о том, как наши жизни были исковерканы. Именно тогда я с трудом пытаюсь не «ускоряться». Был ли мятеж моей виной? Был ли я ответственен за Джареда и за применение лазеров? Вы и отец говорите – абсолютно нет, я всего лишь ребенок и не должен винить себя.

Я думаю, что вы оба не правы, но время покажет. Может быть, я смогу избавиться от вины, которую я чувствую. Пока я еще в этом не уверен.

Будь что будет.

Филип Таер Сифорт.