Читать книгу - "Прикосновение - Дэниел Киз"

– Не берите в голову, – сказал Барни. – Ничего возмещать мне не нужно. Оставим это.

Но Уэйкрофт уже сдергивал покрывало – Барни замешкался и не успел его остановить.

– О, извините. Я не знал… – Он отступил назад, смутился при виде обнаженной натуры в натуральную величину, незавершенной, но узнаваемой, и покраснел, словно застал натурщицу нагой в спальне. – Прошу прощения.

– Ничего страшного, – заверила его Карен. – Когда он закончит, на нее будут смотреть люди во всем мире. Как на обнаженную статую перед зданием Газовой компании в Детройте. – Повернувшись к Барни, она поджала губы. – А я думала, за последний месяц ты к ней не прикасался.

Она заметила, что он совсем не рад.

– Да так, поработал немного. Хотел кое-какие мыслишки опробовать.

На глине виднелись отметины: на руке, которую скребли, чтобы удалить радиоактивную пыль, остался округлый след; губы как будто смялись; правое бедро, между ног, местами соскоблили – словно лопаткой для мороженого прошлись. Увидев, что сделали с ее подобием, она содрогнулась.

Потом она вдруг заметила, даже сквозь увечья, что в лице ее подобия кое-что изменилось, с тех пор как она видела его последний раз. Глаза стали другие, и шея изгибалась под новым углом – все это, как ни чудно, придавало ей мужественности. И, однако же, это была она – хотя и несколько изменившаяся, но, в общем, до боли знакомая.

Барни быстро накрыл изваяние покрывалом и отправился за водой, чтобы его обрызгать. Прежде она никогда об этом не задумывалась, но, покрытое таким образом, оно походило на стоячий труп.

– Не надо здесь ничего описывать, – сказал Барни, смачивая тряпку. – И оплачивать мне все, что здесь находится, тоже не нужно. Это всего лишь глина, и я сам тут со всем разберусь.

– Но компания настаивает на выплате компенсации за…

– Не глупите! – бросил он, краснея. – Скульптура и ломаного гроша не стоит, пока не закончена. Так что, пока я не скажу: готово и стоит столько-то или столько-то, это ничего из себя не представляет. Я начинал и ломал тысячу поделок, а начатые, но не доведенные до конца дела – пустой звук. Возместите мне восемь баксов за глину, которую они забрали с собой, и не больше.

По лестнице она поднималась следом за Уэйкрофтом, догадываясь по взгляду, который, говоря перед этим, обратил на нее Барни, что ему хотелось, чтобы она поняла и поддержала его, – но она и тут ничем не могла ему помочь. То, что он и те сотворили с ее глиняным подобием, опечалило ее даже больше, чем она могла подумать.

Через два часа после того, как ушли Уэйкрофт и Гэрсон, чета Старков, держа десять тысяч долларов в уме, так и осталась стоять посреди разлинованной красными полосками гостиной. Чек, обещанный Уэйкрофтом, они должны были получить в течение недели. Отныне вещественными доказательствами того, что где-то здесь была рассеяна радиоактивная пыль, служили отметины и бирки, а любимое вольтеровское кресло^[19] Барни с содранной обивкой и дыры в его твидовой куртке и ее халатике придавали ощущению от окружающей обстановки куда больше жути, чем даже от пощелкиваний счетчика Гейгера. Смертоносная пыль была здесь… и здесь… и удаляли ее, кромсая все подряд и запихивая кусками в здоровенные цилиндры, помеченные надписью: «ОСТОРОЖНО: РАДИОАКТИВНОЕ ВЕЩЕСТВО!». И оно было здесь все время, пока Барни и она сидели и смотрели телевизор, ели, препирались и предавались любви по расписанию.

Дырища, которую они раньше не заметили, зияла и возле верхней кромки одной из занавесок.

– Как же эта дрянь туда попала, высоко же?

– Помнишь я привязывал веревку на жалюзи… Наверно, задел полотнище, когда взбирался по стремянке. – Он увидел, что она вот-вот расплачется, и это разозлило его. – Чего ты от меня хочешь? Прости. Ведь я же ничего не знал, сном-духом не ведал. И ничего не мог поделать с этой проклятой аварией. Такое могло случиться с кем угодно – это же как потоп, или торнадо, или землетрясение. Не исключено, что прямо сейчас нечто похожее происходит с тысячами других людей, – может, не все так уж плохо, в конце концов, хотя какая разница, ведь эта чертова радиоактивность пробирает до костей, накапливается в организме и остается там на всю жизнь. Надо радоваться, что этим все и кончилось.

– А если с нами все же что-нибудь случится, компания защитит нас или отделается только десятком тысяч долларов?

Он посмотрел на нее, потом на копию учетного листа, которую им оставил Уэйкрофт.

– Вот об этом я как-то не подумал. А знаешь, ты права. С учетом того, что с нами может еще случиться, эти десять тысяч долларов – тьфу! Думаю, надо поговорить с адвокатом.

– Жаль, папы нет рядом. Можно было бы у него спросить…

– У твоего отца? Уж он-то вряд ли сможет дать нам совет, как предъявить иск против крупнейшего клиента его фирмы.

– А кто сказал, что надо предъявлять иск?

– Я. Раньше надо было думать. Неудивительно, что они рассыпаются в щедротах, обязуясь оплатить нам ущерб за утраченное имущество и счета за лечение. Только заметь, никто из них ни слова не сказал о будущем. Понятно, они готовы оплатить очевидные физические повреждения, возникшие в результате аварии, и расходы по обеззараживанию, но у нас нет ни малейшей гарантии, что они понесут ответственность за то, что с нами может случиться через год, пять или десять лет после аварии. Думаю, если не подсуетиться насчет иска сейчас, потом в случае крайней надобности мы от них уже ничего не добьемся. Нам нужен адвокат, никак не связанный с «Нэшнл-Моторс», и такой у меня на примете, кажется, есть.

Он бросился к телефону, но, к своему изумлению, его не обнаружил. На его месте желтела бирка с пометкой, что телефонная компания уведомлена о необходимости заменить телефонный аппарат за счет «Нэшнл-Моторс».

– Сволочи! – процедил Барни.

– Кажется, в спальне остался телефон, я сама видела. Попробуй позвонить с него. Этот был всего лишь параллельный. А кому ты собираешься звонить?

– Одному университетскому приятелю. На Эда Маршака, блистательного молодого адвоката, думаю, вполне можно положиться: уж ему-то хватит храбрости потягаться с «Нэшнл-Моторс». Чем больше я об этом думаю, тем тверже убеждаюсь, что сейчас без судебного разбирательства нам никак не обойтись, если мы хотим иметь гарантии на будущее.

На третью ночь Барни с трудом поднялся с постели – и в ванной его вырвало. У Карен симптомы проявились куда сильнее, и случилось это в середине недели. Головные боли, слабость и тошнота. Впрочем, спустя первые четыре дня Барни как будто полегчало, а ей стало только хуже. Но были и другие различия. В отличие от Барни, у нее симптомы ожоговой болезни уже не проявлялись. Он страдал бессонницей, а ее все время одолевала сонливость, она уже не переносила запаха кофе и сигарет и часто сидела перед телевизором, склонив голову над чашкой чая или потягивая из нее. Ей снились кошмары: что она беременна, что вместо симптомов, присущих будущей матери, у нее пробуждаются подростковые фантазии из прошлого, которые выплескиваются из-под ее ночнушки вместе с маленькой подушечкой… что вдруг приходят ее родители и с ужасом видят, что с нею происходит.