Читать книгу - "Тело Угрозы - Владимир Михайлов"

И выгрузил на стол свои кассеты.

Записи действительно оказались прекрасными. Вербовщик и сам готов был согласиться с тем, что это он на экране – в одной, другой, пятой весьма непривлекательных ситуациях. Было много и подлинных планов, они сами по себе были совершенно безвредными – но так органично переходили в игровые, что трудно было поверить, что дальше идет фальшивка. Что не поверить – это еще не беда, но тут, как понимал он, даже тщательный анализ при имеющихся средствах не нашел бы, в чем усомниться. И голос, звучавший в записи, был его собственным голосом; но фразы, которые слышались, он никогда не произносил. Все вместе создавало убийственное впечатление, и на какое-то время сотрудник даже испугался. Он был сражен его же оружием, только технически более совершенным. Но с этим ничего поделать нельзя было, это от него не зависело. А вот не увидеть опытного коллегу в адвокате коммерческой фирмы – это уже свидетельствовало о несерьезном отношении к работе или же – того хуже – о недостаточной квалификации. Если это получит известность – пожалуй, трудно будет рассчитывать на уже почти состоявшееся повышение с переходом в другую систему, куда более сильную сегодня.

Он все же принудил себя досмотреть и дослушать все до конца. До последнего сантиметра каждой ленты. Где-то рядом скучали волкодавы, ожидая сигнала, а его все не было: о них начальник сейчас думал меньше всего. Когда аппаратура выключилась, он – все с тем же безмятежным выражением лица – спросил, как будто речь шла о чашке чая:

– Ну, каковы же будут ваши условия?

Столбовиц не удивился; похоже, именно этого вопроса он и ожидал. Он улыбнулся:

– Они не будут обременительными для вас. Начну с того, что вы можете сообщить вашему начальству о моем согласии работать на вас.

Вот это было действительно неожиданным; и похоже, что на сей раз собеседнику американца не удалось удержать выражение невозмутимости, а Столбовиц, разумеется, это заметил.

– На основе джентльменского соглашения, – добавил он. – Вы удивлены? Но вы, конечно, понимаете, что никакой информации от меня не получите – во всяком случае, достоверной. Двойник – не мое амплуа. И соглашаюсь я лишь для того, чтобы у вас не возникло неприятностей. Вас устраивает такой выход из положения?

На этот раз уже партнер предпочел ответить вопросом:

– Чего же вы будете ждать от меня? Тоже такого вот формального согласия? Зачем?

– Не волнуйтесь: мы не собираемся делать из вас крота. Нет смысла: насколько я понимаю, вы не задержитесь в вашей нынешней роли – и вообще в том департаменте, который сейчас представляете. Да и я, откровенно говоря, сейчас разговариваю с вами не от имени обитателей Лэнгли. Нет, я не стану называть их – не имею таких полномочий. Могу сказать лишь, что люди эти – и я в том числе – не желают ничего плохого ни вам, ни вашей стране. Мы просто научились мыслить другими категориями. Земля – едина, невелика и очень, очень уязвима. Помните – «Не спрашивай, о ком звонит колокол…».

– Он звонит по тебе, – закончил цитату образованный агент. – Но это не ответ. Чего же от меня станут требовать – с этих позиций?

– Мне легче сказать, чего от вас не потребуется. Военных и государственных секретов. Списков вашей агентуры. Тем более что ею занимается не ваша служба, а другая. О чем вас попросят? Ну, скажем так: когда вы займете в руководстве вашей страной то место, на которое вас двигают – оно вам известно не хуже, чем мне, – вы будете иметь практически полный доступ ко всей информации. И если однажды увидите, что возникают проблемы, выходящие за пределы России и, следовательно, являющиеся глобальными – как, например, расцвет терроризма в начале века, – вы расскажете нам об этих проблемах. Об их сути. Потому что в одиночку серьезные планетарные проблемы не решить даже нам, а уж вам – не обижайтесь, вы сами знаете это, – и подавно. Не волнуйтесь: нам не потребуются такие детали, какие будут касаться ваших тайн: достаточно будет обрисовать проблему в общем, остальное мы как-нибудь сообразим. Устраивают вас такие условия?

У москвича было странное ощущение. Он прекрасно знал, что никаких грехов – из тех, что были на пленках, – не совершал; но не хуже было ему известно и другое: у нас любят искать и находить виноватых, «крайних», это создает впечатление активной и продуктивной деятельности; и у нас (не только у нас, впрочем) не любят, когда вокруг человека возникают шум и суета отрицательного свойства; это сразу же используется конкурентами – а конкуренты есть всегда и на всех уровнях. Нет, пусть ему и удастся опровергнуть все, о чем наверняка будут шуметь все СМИ (примеров не надо было искать далеко), но к тому времени поезд уйдет, и догнать его будет практически невозможно. То, что сейчас применили к нему, было шантажом; но не использовал ли и он сам это средство? Конечно, и не раз. Так что говорить о честности или нечестности приемов сейчас было бесполезно; надо было соглашаться.

– Вся эта продукция, конечно, останется у вас? – В слово «продукция» он вложил ровно столько брезгливости, чтобы Столбовиц заметил ее, но не обиделся.

– Само собой разумеется. Так же как ваша – у вас. Вам она нужна для подтверждения факта вербовки, да и мне, откровенно говоря, для отчета.

На этом они тогда распрощались, и события пошли своим чередом. На новом посту завербованный вербовщик, как известно, преуспел, проявив и те свойства характера, каких раньше не замечал почти никто – за исключением, конечно, тех, кто его продвигал. И эпизод со Столбовицем начал постепенно забываться – его не беспокоили из-за бугра, и он туда не обращался, – поскольку проблем глобального масштаба в России вроде бы не возникало, хватало ей и своих, локальных.

А вот теперь пришла, кажется, пора использовать давнее знакомство. Глава оппозиции все более убеждался в том, что его тогдашний собеседник не блефовал (незачем было), а играл честно – насколько это слово вообще может быть применено в описанной ситуации. Признаком fair play послужило и то, что в ответ на просьбу пригласить оппозиционера в Америку согласие было дано немедленно, без всякого уточнения причин. Детали, естественно, тогда не обговаривались: это москвич оставил до личной, конфиденциальной встречи.

Встреча эта состоялась уже в аэропорту Кеннеди, куда Столбовиц приехал, чтобы сразу же увезти гостя в назначенную ему резиденцию. Четырех человек, сопровождавших прибывшего, американец оглядел внимательно, но без восторга. И сразу же предупредил:

– Ваши спутники разместятся отдельно от вас. Не беспокойтесь – будут соблюдены все законы гостеприимства. Но сейчас их услуги вам не понадобятся. Впрочем, вы сможете связаться с ними в любое время – как только потребуется. А пока – пусть отдыхают, знакомятся с городом и тому подобное. Вас же я беру на мое попечение.

– Разве был такой уговор? – спросил вполголоса неприятно удивленный гость.

– Раз уж вы доверились мне, – столь же негромко ответил Столбовиц, – то и полагайтесь на меня во всем. Без этого мы далеко не уедем.

И – громко, повернувшись к свите:

– Джентльмены, вот ваша машина – вы поедете в отель, где для вас заказаны номера. Не «Уолдорф», но за удобства могу поручиться. Не беспокойтесь, кстати, – оплачивать постой вам самим никак не придется. Мистер Джон Смит (он кивнул в сторону стоявшего рядом, чуть позади, человека, чей облик был столь же зауряден, как и его наверняка условное имя) будет отвечать на ваши вопросы и по возможности выполнять пожелания. Вот ваша машина, и желаю приятно провести время. О’кей?