Читать книгу - "Судьбы местного значения - Владислав Валентинович Стрелков"

Двое других распластались в разных позах — один на спине, уже затих, второй навалившись на осиновую крону, еще «отходил», лишь ноги мелко подрагивали.

Семен замер, прислушиваясь. Пока резал немцев, громкий треск стоял. Но от танка слышались удары по железу. Пригляделся — командир так и сидит на башне в гарнитуре, а танкист что-то молотком то ли приколачивает, то ли сбивает.

Семен выдохнул. Самого начало потряхивать. Троих в пару секунд порешить — не баран чихнул. Повезло, что обычные танкисты, беспечные, непуганые, к слову — из оружия только топор. Будь эти трое следопытами, которых поутру прикончить удалось, просто ушел бы, не рискуя. Но как трясет-то!

Присев на срубленный ствол, Семен смотрел на последние секунды жизни немца. А еще живы и здоровы двое, но их так просто не взять. Танк от леса стоит на приличном расстоянии, и незаметно подобраться — не выйдет.

Хорошо бы с этими тоже разделаться. В танке наверняка имеется запас продуктов, те же консервы, или галеты, хлеба свежего бы… А еще оружие. Нет, боеприпасов более чем достаточно, и маузер менять — смысла нет. Пистолет с боезапасом бы раздобыть. Однако продукты предпочтительнее.

Семен собрал свои вещи в одно место. Взял карабин, и пару гранат. Оба трофейных клинка заняли свои места в голенищах. Выдвинулся к самому краю.

Танкист продолжал что-то править молотком, а командир, видать, успел слазить внутрь. Теперь он что-то жует, рядом ранец лежит, гарнитура вверх сдвинута. Иногда посматривает на лес. Значит, скоро всполошатся. Надо решать — или плюнуть и уходить в лес, или попытаться снять обоих из карабина — по-иному никак. Встал танк хотя бы на десяток метров ближе к лесу…

Командир привстал, глядя на лес.

- Kowalski! Todt! Klebke! — крикнул он.

Немец прекратил возиться с инструментом и тоже смотрит на лес. Все, медлить нельзя. Первым командира, у него кобура виднеется, а у механика оружия нет, лишь молоток в руках. Маузер рявкнул одиночным и сразу прицел на второго — выстрел. Семен выругался — не успел! Командиру он в грудь попал, тот раскорячился между люков, но второй танкист успел нырнуть за корпус. Прыткий, сволочь — думал Семен, делая рывок к танку. Бежал быстро, рывками влево-вправо, но выстрелов не последовало. Рухнул у корпуса и перекатился к гусеницам вплотную. Осмотрелся — немца нигде не видно. Сбежать к противоположному лесу он бы не успел.

Куда делся немец, Семен понял, когда на гусеничную полку забрался — танкист через боковой люк башни в танк залез и теперь истерично орал что-то. При этом тело командира елозило, будто живое. Нет, он мертв, просто одна нога в люке, вторая снаружи, и теперь механик пытался вытолкнуть ногу мертвеца, чтобы задраиться.

- Не шали! — крикнул Бесхребетный, осторожно заглядывая внутрь.

В ответ прострекотала очередь. Все пули ушли в небо. Вот ведь ситуация — просто так с тела кобуру не снимешь. Стянуть тело и разжиться пистолетом? Тогда танкист точно задраится.

Послышался гул техники. Оглянувшись, Семен выругался — судя по приближающемуся облаку пыли, идет колонна и крупная. Немец тоже понял — спасение рядом и принялся громче орать и стрелять через проем люка. Бесхребетный досадливо сплюнул, выхватил «колотушку», снял колпачок и дернул шнур. Гранату кинул в башню и, прихватив ранец, прыгнул вниз.

Панический крик обреченного, взрыв, и сильный толчок в спину. А в ранце ничего кроме початой пачки галет и упаковки с шоколадом не нашлось…

Семен понял, что проснулся. Небо уже посветлело. Было свежо и тихо. Даже канонады не слышно. Полежал. Даже удалось вновь задремать, как протяжный петушиный крик разбудил окончательно…

Дверь отворилась и, пригибаясь под низкой притолокой, в сруб зашел старшина. Комаров держал в руках котелок и четвертину ржаного хлеба.

- Доброе утро, хороняка! — поздоровался он.

- И тебе здорово, — кивнул Семен, поднимаясь.

– Вот, завтрак тебе принес, — и старшина протянул котелок с ломтем хлеба.

Внутри оказалась та же «шрапнель», холодная, хоть не пригоревшая, но хлеб был свежим и пах просто чудесно. Семен с жадностью накинулся на еду. Пока он ел, старшина свернул козью ножку и закурил.

Когда котелок опустел, старшина отцепил от ремня флягу и протянул её Семену. Тот глотнул, удивился содержимому и приложился еще.

- Спасибо, — кивнул Семен, протягивая флягу старшине. — С чего такая щедрость?

- За то, что промолчал, — хмыкнул старшина. — И за урок, что ты с сержантом нам преподал. Слышал, что ночью творилось?

Следом Комаров поведал, что ночью дозоры заметили шевеление в кустах. И выдвинутое к самому болоту охранение смогло перехватить немецкую группу. В завязавшейся рукопашной бойцы часть немцев перебили, и смогли отойти, прихватив одного раненого немца. А потом с немецких позиций ударил пулемет…

- Жаль языка не донесли, — посетовал Комаров, — сдох, зараза, а то бы прояснил по тебе, раз командиры не верят.

- А ты, стало быть, веришь?

- Верю! — стукнул старшина кулаком об колено. — Я ведь в армии шестой год. По виду и ухватками, видать — что свои. И трофея вы справного принесли, и вид имеете — что верится…

- Воевал?

- Финская, — ответил Комаров. — А ты? Тоже видать воевать приходилось.

- Нет, в финскую не довелось, но повоевал. Где — не спрашивай. Подписку давал.

- Даже так? Хм…

Минуту оба молчали.

- А наш политрук батальонный, чего на тебя так взъярился?

- Дела давние, — отмахнулся Семен. — Давно его знаю, пакостить уж горазд. И все умными словами складно объясняет, да толку от того… а-а-а, — махнул рукой в сердцах, — не спрашивай лучше. Ведь тоже на карандаш возьмет. Ты лучше поясни — что там произошло, что политрук ко мне бешеным зверем примчался?

- Сам не знаю. Он как на тебя с утра глянул, так к ротному сунулся. Что там было — не знаю, но спорили громко. Затем политрук вышел. Довольный. И в штаб убыл. А вечером прибежал уже злой. Кликнул ротного и к тебе.

Семен в раздумьях почесал затылок — ситуация не прояснилась. У Мануилова поддержка имелась в виде родственника в политотделе армии. Вот и думай голова, к чему готовится. Ясно, что выбор не велик, и варианты не радуют — все хреновей другого.

* * *

Бой в городе стих. Иногда слышались короткие очереди и одиночные выстрелы. В паузах становилось так тихо, что Николай и Маша переглядывались. Когда стреляли, Дюжий прислушивался и мрачнел. Девушка тревожно смотрела на сержанта.

- Из маузеров бьют, — пояснил он, вздохнув. — Отошли наши, видать…

Вновь несколько выстрелов и взрыв, на гранатный похожий. Сержант насторожился — звук пришел вроде как со стороны госпиталя. Но потом стало понятно — где-то на окраине стреляли.

- Ты окрестности хорошо знаешь? — спросил Дюжий.

- Город знаю, а так нет. Тут тетя живет, гостила у нее. А я из Коврова.

- Жаль, провела бы нас тайными тропами… — сержант поморщился, ногу постоянно дергало.

- Болит?

- Терпимо…

Ответил вроде не зло, но с досадой. Не то что ранен, а то что приходится сидеть, когда товарищи воюют. И вовсе не больно…

Госпиталя из оврага не видно, для этого надо по откосу сквозь заросли ежевики продраться, обойти ивняк, миновать грунтовку, ограду, пройти по выкошенной лужайке…

К корпусам отправился капитан и шестеро бойцов, а раненого сержанта оставили девушку охранять.

В овраге, заросшем ивняком, лопухами и ежевикой, царит прохлада. Земля влажная, копни чуть и родничок забьет. Ключик имеется, но ниже по оврагу. И уходить придется именно так, и ничего, что балка направлена на северо-запад, откуда немцы удар нанесли. Зато под прикрытием заросшего ручья можно проскользнуть незаметно. Под самым носом у немцев.

- Важная птица твой феникс, — тихо сказал Дюжий, вспомнив, как товарищ капитан подпрыгнул после тех слов.

- Он наш, он советский человек!

- Да знаю я. Только бы вытащить этого «феникса» тихо, без боя…

Дюжий вздохнул, и вновь потер ногу. Не бегун…

Единичные кусты акации и выкошенная трава вокруг госпиталя. Хуже не представишь. Подобраться незаметно к корпусу сложно. Немцы во дворе галдят, а в здании тихо. Есть ли там кто, непонятно. Группа скучилась у крайнего куста. Наблюдали.

Корпуса госпиталя бревенчатые, но стоят на полуметровом каменном цоколе. До окон два с небольшим. Высоковато, зараз не допрыгнешь. Жаль, что Кузнецова плохо коммуникации здания знает. Опросили тщательно, хоть что-то