Читать книгу - "Алый флаг Аквилонии. Итоговая трансформация [СИ] - Александр Борисович Михайловский"

Пароход-трансатлантик «Сити оф Глазго» принадлежавший компании «Инман Лайн», имея на борту семьдесят шесть человек команды, сто одиннадцать пассажиров-джентльменов в первом и втором классах, а также триста трудовых мигрантов (в основном ирландской национальности), вышел в рейс от Ливерпуля до Филадельфии 1-го марта 1854 года. Ирландское море встретило британское судно неласково: дул порывистый северный ветер, хлестал ледяной дождь, видимость ограничивалась несколькими кабельтовыми. В такую погоду хорошая хозяйка кошку из дому не выгонит,

, не только погнал свой пароход в рейс строго по расписанию, невзирая на неблагоприятные условия, но и напихал в него столько попутного груза5, что плавание могло быть безопасным только в относительно спокойную погоду.

Примечания авторов:

По мере удаления от порта погода продолжала портиться; боковой ветер все сильнее кренил корабль, имеющий развитую парусность, а разогнавшиеся на просторе Ирландского моря волны тараном били в наветренный правый борт. Решающее слово в трагедии сказал груз, последнюю партию которого доставили на борт в последний момент и закрепили в спешке. Под воздействием постоянного крена на подветренный борт и ритмичных ударов волн по корпусу, сотрясавших весь корабль, плохо закрепленные рулоны отличного английского сукна высвободились из креплений и стали двигаться.

То, что крен постоянно увеличивается, заметили далеко не сразу, и когда на это обратили внимание и сообщили капитану Клиффорду Моррисону, до катастрофы оставалось несколько минут. Предпринимать хоть что-нибудь ради спасения уже не было времени, оставалось лишь молиться, поскольку с того момента, как тяжелые мачты вышли за проекцию палубы, крен нарастал буквально на глазах.

И вот, когда «Сити оф Глазго» накренился на левый борт под углом сорок пять градусов, под ним сверкнула ярчайшая вспышка в миллионы свечей... Воды расступились, и изделие шотландских корабелов грохнулось с высоты десятка метров на пересохшее дно Ирландского моря за сорок тысяч лет до Рождества Христова.

Посадка получилась весьма жесткой. Хуже всего пришлось кочегарам и механику дежурной смены: они не пережили множественных разрывов паропроводов и взрыва левого котла жаротрубного типа. Были жертвы и среди палубной команды (выпали за борт и погибли почти все, включая вахтенного офицера Эшли Бойда), стюардов, а также пассажиров (вне зависимости от класса кают). Но большинство все же выжили, хотя и положение у них оказалось преужасным.

Когда те пассажиры и члены команды, что сохранили возможность двигаться, в том числе и капитан Моррисон, выбрались наружу из разломившегося на три части корпуса и осмотрелись по сторонам, ими овладели два главных чувства: ужас и недоумение. «Сити оф Глазго» лежал на чуть всхолмленной заболоченной равнине, покрытой стелющимися кустарниками и мхами, а неподалеку, примерно в миле к северу, протекала широкая река. Пейзаж дополняли группки пасущихся северных оленей и стаи гнездящихся то тут, то там уток, гусей, куликов, казарок и полярных куропаток. Середина июля - это разгар местного лета, и всякая пернатая живность торопилась поскорее вывести потомство, чтобы еще до наступления холодов поднять его на крыло.

И никаких признаков присутствия человека... Нигде не курятся дымком крытые оленьими шкурами чумы и не едут на нартах аборигены-самоеды. Человек в эти края ни разу не заходил, так что ни птицы, ни олени еще не знают, что этих странных двуногих, вылезших из грохнувшейся с небес вонючей штуки, следует опасаться даже больше, чем волков, песцов, ястребов и полярных сов. Но двуногим тоже пока не до охоты: они собирают погибших, перевязывают раненых и судорожно пытаются понять, что с ними случилось. И вот уже мобилизованные пассажиры третьего класса и приравненные к ним члены команды копают на вершине ближайшего холма (там посуше, чем в низине, где лежит пароход) братскую могилу, а хирург Клинтон Лестер под навесом, сделанным из паруса, оперирует тех, кого еще можно попытаться спасти. Большая часть его пациентов умрет в течение нескольких дней, ибо этот коновал лезет в рану, даже не помыв руки, и никогда не стерилизует свои инструменты, но сейчас добрый доктор старается изо всех сил.

В то же время джентльмены из пассажиров первого класса и офицеры корабля собрались на совещание, посвященное тому, как им жить дальше. Идея о том, что «нас придут и спасут», этим людям даже не приходила в голову. Для них на дворе стоял суровый девятнадцатый век, когда не существовало еще никаких спасательных служб, а спасение утопающих было делом самих утопающих или, если повезет, разных случайных прохожих доброхотов. А тут, в этой дикой местности, не видно никаких признаков местного населения, которое можно попросить о помощи или ограбить, под дулами капсюльных револьверов отобрав упряжных животных и запасы продовольствия. Поэтому, решили джентльмены, теперь каждый сам за себя, и настоящим человеком будет только тот, у кого на поясе висит кольт, а тот, у кого кольта нет, тот сам виноват в своих несчастьях. При этом у матросов и кочегаров имеются ножи, а у пассажиров третьего класса нет и того: полиция перед посадкой отобрала у них все колюще-режущие предметы. Иерархия понятна: на самом верху - господа, потом -их верные слуги, а в самом низу - те, кого можно использовать в качестве бессловесного рабочего скота. Единственное, что сдерживало джентльменов от самых вопиющих безобразий, это неизбежное, как им казалось, возвращение к цивилизации и перспектива предстать за нарушение законов и своевольство перед судьями Ее Величества британской королевы Виктории.

Клуб джентльменов среди пассажиров первого класса возглавляли три солидных американских богатея в возрасте «за пятьдесят», вместе с семьями и слугами возвращавшихся домой после турне по Европе: банкир из Нью-Йорка Ноэль Морган, скотопромышленник из Чикаго Ли Кэмерон и плантатор из Джорджии Сэм Питерсон. К этой группе вплотную примыкали два деятеля на одно поколение моложе. Британец Оуэн Холмс-младший направлялся в Филадельфию в качестве торгового агента своего отца, хозяина крупного ливерпульского торгового дома, и вез с собой молодую жену Кэти, вроде бы как в свадебное путешествие. Детей у пары еще не было, но где-то в течение полугода семья Холмсов ожидала первого пополнения. Вторым молодым джентльменом был старший сын и наследник табачного плантатора из Вирджинии Остин Бишоп - тоже, естественно, с приставкой «младший», и тоже свадебно путешествующий с молодой женой Кларой. Только у этой пары свадебный вояж уже заканчивался: попутешествовав по Европе, эта парочка возвращалась к своей плантации, неграм и всему, что с этим связано.

Еще в эту высшую страту «владельцев заводов, газет, пароходов» входили три