Читать книгу - "Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков"

Она что-то говорила про газету. Да, газета «Голос Кранцберга», так, кажется. Значит, эта Ольга из Кранцберга. Опять Кранцберг. Школьница была убита таким же ударом, каким был убит Левицкий. Школьница была убита в Кранцберге, а журналистка из тамошней газеты спрашивает по Левицкого и Тополевича. Случайность? Кристина не верила в такие случайности.

— Что, не тебе достались лавры разоблачителя «Лиги»? — раздался голос.

Кристина резко развернулась и громко чертыхнулась. Возле круглой колонны стоял Мациевский, очевидно, всё время, что она была здесь, он сидел на диване.

— Фу, дурак, напугал, — обругала его девушка. На лице Мациевского выступила ухмылка.

— Я рад, — сказал он, — ну, как твое впечатление? Кристина непонимающе посмотрела на него.

— По поводу?

— По поводу журналистки? — спросил Анатоль. — Как думаешь, подстава или как?

Кристина покачала головой.

— Не думаю, — сказала она, — первый вопрос еще куда ни шло, а вот её комментарий… ты знаешь, у меня возникло ощущение, что она как будто специально пришла сюда, ради этого вопроса, ну чтобы, не знаю, подразнить их, что ли.

— Типа, как ты? — спросил Мациевский. Кристина кивнула.

— Да, что-то типа этого, — согласилась она. — Ты знаешь, у них словно было всё по плану, а вот эти вопросы в план не вписываются.

Мациевский задумчиво хмыкнул.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал он, — Адашев был спокоен.

— Ты его тоже знаешь? — спросила Кристина с долей легкого удивления.

Мациевский кивнул.

— Ну, в баню мы с ним, естественно, не ходили, — сказал он. — Незадолго до «Торга» мы расследовали дело об убийстве бизнесмена Сосновского. Молодой человек, успешный, жениться собирался и вдруг бамс и труп, но вот что странно — ему тоже перерезали горло, только вот локализацию раны сейчас не вспомню, и Адашев свидетелем проходил по этому делу.

Кристина посмотрела на оперативника остолбеневшим взглядом.

— Что ж ты вчера-то не сказал!? Мациевский фыркнул.

— Да я ж фамилию его тогда не знал, — сказал он, — я только в лицо его видел, когда допрашивали.

Кристина сделала скептическую гримасу.

— А материалы с того дела остались? Мациевский покачал головой.

— Не-а, — вздохнул оперативник, — мы только вникать стали, как пришли чекисты и нас отодвинули от этого дела, а тут как раз «Торг» и материалы дела сгорели в пламени революции. Якобы шпана коктейль Молотова кинула.

Кристина закусила губу.

— Ясно, — пробормотала она, — кто-то заметал следы. Мне бы хотелось подробнее познакомиться с господином Адашевым, а кто его допрашивал?

— Так, начальник тогдашний мой, Раевский.

Как тесен мир, однако, подумала Кристина.

* * *

По великому счастью, этот день никак не напоминал предыдущий, только остатки полицейских лент, которые поспешно убирали две горничные, одетые в форменные передники, свидетельствовали о вчерашнем происшествии. Анастасия хотела выкинуть всё из головы, забыть, как страшный сон, но в её голову постоянно лезли какието тяжелые и страшные мысли. Мысли о нём, о том, кто это сделал с девушкой, о том, кто это делал с девушкой здесь, в её пансионате, возможно, даже забрался сюда, отключив сигнализацию, и убивал её. Возможно, так и было. Возможно даже, что в этой самой комнате, где сама она сейчас стоит. Разумом Анастасия понимала, что это всё чушь, что никто не мог бы отключить сигнализацию, и, наверное, просто так всё совпало, но эти тяжелые мысли гирями давили на неё, заставляя вспоминать то, что однажды она такое уже переживала. Она очень хотела это забыть, а кто-то раскопал, а возможно, и не забыл.

Надо взять себя в руки, сказала себе Анастасия, ты дочь своего отца и не имеешь права нервничать перед своими подчиненными. Она чувствовала, что нервозность и опустошенность, которые нахлынули на неё, постепенно перекинулись на её сотрудников, у которых итак уже по самое горло сидела вся эта международная вежливость. Только Александра, сидевшая на террасе во время совещания, которое Анастасия проводила во внутреннем помещении ресторана, строила ей гримасы, всячески пытаясь поднять подруге настроение.

— …И я хочу подчеркнуть, что все требования, которые были разработаны службой безопасности, должны быть соблюдены неукоснительно, согласно принятым общемировым правилам.

Ей хотелось сейчас зажать уши, закрыть глаза и убежать. Самое главное, что она никак не могла понять причину такого стресса, неужели на неё так повлиял этот дневник? Неужели эти события оставили такую рану в её душе?

— Анастасия Николаевна? — раздался где-то далеко голос.

Анастасия вздрогнула. Она вдруг поняла, что сидит в полуоцепеневшем состоянии, а её сотрудники взволнованно смотрят на неё.

— Вам нехорошо? — спросила одна из официанток. — Может быть, воды?

Анастасия покачала головой.

— Нет, спасибо, Лена, — сказала она, — не надо, я просто думаю над вашими словами.

Официантка Лена удивленно посмотрела на неё.

— Но я ничего не говорила, — чуть испуганно сказала девушка.

Анастасия нервно сглотнула. Ну я и сморозила сейчас, подумала она. Всё, теперь они будут говорить, что у меня галлюцинации. Этого ещё не хватало.

— Простите, — только и смогла сказать девушка, — напоминаю вам, что во время проведения саммита наш пансионат закрыт для посторонних, все вопросы с проходом журналистов решаются только через службу безопасности.

Кто-то кашлянул.

— Просите Анастасия Николаевна, — это говорил охранник с лодочной станции, — вы уже шестой раз это говорите.

— Да хоть сто шестой! — закричала Анастасия. — Наверное, и этого мало, если вы не понимаете!

Это был явный перебор. Она никогда и голоса не повысила на кого-то из персонала. Она всегда считала, что не имеет на это права, и отец всегда предостерегал её от этого.

— Простите, — ещё раз извинилась Анастасия, — тогда на этом совещание закрыто, возвращайтесь к своим обязанностям.

Ни на кого не глядя, она быстрым шагом пошла в сторону номеров на первом этаже, буквально влетела в крайнюю же дверь и рухнула на кровать, давясь слезами.

Неслышно подошла Шурочка и положила руку ей на плечо.

— Что с тобой?

Анастасия заплаканными глазами посмотрела на подругу.

— Я не знаю, — сказала она, — просто, просто, всё возвращается, как было тогда. Смятение и страх. Я боюсь. Боюсь, что всё повторится.

Шурочка покачала головой.