Читать книгу - "Волчье солнышко - Александр Бушков"

– Однако не уходит. Значит, ему очень важно допеть.

– А строительству важнее, чтобы я принял трон, пусть врезультате отречения монарха.

– И тебя не коробит, что твой благодетель Прудниковсводит таким образом старые счеты с Ермоленко?

– Ну и что? – сказал Гаранин. – Что он его –под расстрел подведет? В тюрьму посадит? Всего лишь крайне меленько нагадит ~подумаешь, отправил на пенсию на два года раньше законного срока… Если этамелкотравчатая пакость Прудникова по большому счету идет исключительно напользу строительству – к чему нам заниматься чистоплюйством? Мы же технари.Веточка, и наша работа оценивается не по количеству совершенных благородныхпоступков, а по числу значков на картах. По тому, насколько быстро появляютсяновые значки и что за ними стоит. Правильно?

– Ты все правильно говоришь, – сказалаВета. – Но ведь мало нарисовать картину с соблюдением всех пропорций иправил. Нужно еще и душу в нее вложить.

– Это я-то не вкладываю? На дилетанта и обижаться бы нестоит, но ты…

– А я временами боюсь того, что ты считаешь своейдушой, – сказала Вета, и это прозвучало серьезно. – Из кирпичиков всескладывается – не любит спорить, и «Роланд» твой, и даже то, что ты не едешьпоездом, а собираешься промчаться двести километров на машине. У Джеймса Бондадва нуля перед семеркой, а у твоих «Жигулей» – один…

– Очень мило. – Гаранин не был обижен илираздосадован, скорее не на шутку удивлен. – Ты что, меня в бондызаписываешь? Перебор, родная…

– Перебор, – согласилась Вета. – Ты простосупермен а-ля Киплинг с поправкой на научно-техническую революцию и страну.Если бы только пыль от шагающих сапог – судьбы под сапогами…

Бывали и раньше пикировки слабого накала, скорее словесноефехтование. Но сейчас она, кажется, всерьез верила в то, что говорила.

– Тебе не кажется, что это лишь эмоциональные перепевыиных мягкотелых откровений? – спросил Гаранин. – Тысячу раз мы этослышали – плохо быть хоть чуть-чуть похожим на локомотив, плохо быть энергичнеедругих, плохо стремиться достичь своей вершины – не дай бог кого-нибудьобидишь… Да какое Делу дело до обид и колыханий души? Если уж взялся чему-тосерьезно служить, то, чувствуя свою слабость, не криви обиженно губы, когдатебя обходят более сильные…

Вета ответила новыми колкостями, содержавшими ужезначительно меньше логики. Он на них – тем же. Разыгралась размолвка среднейстепени. Вместо завтрашнего утра пришлось выехать вечером – «дипломат» со всемнеобходимым все равно лежал в машине.

Дорога вилась размашистыми дугами, еловые лапы стегали покрыше при резких поворотах. Гаранин думал. Все раздумья над ссорой сводились кгипотезе – не собралась ли Вета от него уйти? Иной подоплеки у ее рассужденийбыть не могло – то ли нашла другого, то ли просто неисповедимый выбрак,собралась порвать и стала готовить почву, рассыпая глупые претензии к егохарактеру…

Гаранина это никак не устраивало – Вете он предназначил вскором будущем стать его женой, это оптимальный вариант, и предстоит как-тоисправлять положение, в себе он уверен полностью, так что…

Мотор заглох ни с того ни с сего, как гаснет свеча, машинапрокатилась по инерции метров пять, и Гаранин затормозил.

Прошло больше получаса, прежде чем он убедился в тщетностилюбых усилий, – он прекрасно разбирался в моторах, но сейчас ничего не могпонять. Все было в порядке, никакой видимой неисправности, но двигатель неработал…

Он стоял утопив руки в карманах куртки. Было бы бессмысленнов двадцатый раз повторять действия, безрезультатно испробованные в разныхкомбинациях. Машину он не материл – всякое случается, было бы нерационально иглупо тратить время на ругань. Темнело. Ели по обе стороны дороги начинали ужесливаться в неразличимую стену. Гаранин быстро оценил вариант – их имелосьвсего два. Двадцать километров назад, до деревни, – в любом случаепотерять всю ночь. Десять километров вперед, до тракта, – он их отмахаетчаса за полтора, движение на тракте оживленное и ночью, добраться до Крутоярскане составит особого труда. А за машиной можно съездить, покончив с делами. ИлиПрудников утром пошлет кого-нибудь. Никуда машина отсюда не денется.

Гаранин забрал «дипломат», запер машину и размашистым шагомбывалого туриста направился к тракту. Раздражение на машину улеглось, болеетого – было даже что-то пикантное в том, что к решающей его судьбу встречеприходится добираться таким вот образом. Будет что вспомнить. Он шагал,помахивая в такт «дипломатом», страха перед темнотой он никогда не испытывал, внебе все четче проступали крупные белые звезды, было свежо и спокойно.

Поворот. Далеко просматривается дорога и человек впереди –он шел в ту же сторону, гораздо медленнее Гаранина, едва ли не брел. Куда этоон, с легким недоумением подумал Гаранин. Корову искать пошел, что ли? Боталпоблизости не слышно.

Чтобы не испугать внезапным появлением случайного попутчика– все-таки дорога, вечер, неприятно тому будет вздрогнуть, – Гаранингромко засвистел какой-то модный мотивчик и прибавил шагу. Человек необернулся. Гаранин засвистел громче. Никакого результата. Он крикнул:

– Эй, дядя!

Тщедушный человечек в чем-то мешковатом брел, словно и неслышал. Гаранин наддал, пристроился к незнакомцу плечо в плечо, посмотрел нанего сверху вниз и спросил:

– Что не отзываешься, дядя?

Маленький козлобородый мужичок в облезлом полушубке не посезону посмотрел на него, дернул растопыренной пятерней и без того кудлатыеволосы, лениво обронил:

– А зачем?

– Ну мало ли…

– Мололи, мололи, да и смололи…

Водкой от него вроде бы не пахло.

– Корову ищешь? – спросил Гаранин.

– Коли ты себя коровой считаешь…

– Я-то причем?

– А я? – сказал мужичок. – Ты ни при чем, а япри нем, должность такая.

– При ком?

– При нем. – И мужичок раскатился перхающимсмешком. – Эть ты смотри, как занятно получается, – не похожа твоявонючая самобежка на мужицкую телегу, а один ляд прыть потеряла. Занятно… Вотты грамотный, объясни, почему так? Ведь по старинке я все делал, как при ВанькеГрозном…

Послал бог попутчика, разочарованно подумал Гаранин. Емусразу стало скучно. Услышал шум мотора – далеко ведь по тайге разносится – истал плести черт знает что. Как дед Мухомор в нашей деревне – тот, шизанувшисьна старости лет, все лешим себя воображал… Так и помер, не разуверившись.

– Из Каптайки, батя? – спросил Гаранин, решив, чтоперебросится парой фраз и уйдет, не тащиться же с этим вороном здешних местчерепашьими темпами. – Закурим?

– Свой есть, – сказал попутчик. – От вашейтравы и коза не заперхает. Так объясни мне, пока шагаем, – почему и натвою ворчалку, и на телегу один наговор действует?