Читать книгу - "После нас - хоть потом - Евгений Лукин"

Время от времени он останавливался, приседал и, вздув шерстку, вскидывал навстречу воздушной атаке остервенелое личико. Ворона пугалась и, истошно вопя, шарахалась от греха подальше. Пусть даже лишенный колдовских способностей, домовой вполне мог перехватить ее на лету и свернуть поганке шею.

Нет, самих ворон Анчутка не боялся. Он боялся, что орущая и клубящаяся подобно бумажному пеплу стая привлечет к нему излишнее внимание. Погранцам, допустим, домовые и прочая там нечисть — до фени, таможенникам — тем более, а вот мимо острого взора отморозков из миграционного контроля, пожалуй, и не проскочишь…

Перед блокпостом вороны рассеялись, что, однако, нисколько Анчутку не обрадовало. Уж больно поспешно они это сделали. Постанывая от нехороших предчувствий, он с опаской выглянул из-за пригорка.

Странное зрелище представилось ему: оба берега Чумахлинки располагались примерно на одном уровне, и тем не менее все обозримое пространство, принадлежащее Лыцку, было затоплено, съедено водой, в то время как баклужинская территория лежала сухая и теплая. Река разлилась в одну сторону. Удивляться, впрочем, тут было нечему: то, что Баклужино и Лыцк живут по разным календарям, тайной ни для кого не являлось.

Мост через Чумахлинку был уставлен бетонными блоками и снабжен шлагбаумами. По эту сторону похаживали рослые парни в широких брезентовых плащах колоколом и в глубоких касках. Ни лиц, ни рук — одни лишь подбородки наружу. И автоматный ствол из-под полы.

Кроме того, неподалеку от гусеничной бронечасовенки с навершием в виде креста, увенчанного пятиконечной звездой, маячила парочка черных ряс. Худо дело! Безошибочным зрением домового Анчутка ясно различал светлую дымку, окутывающую каждого человека. Он даже знал, что называется она аурой, и неплохо разбирался в ее оттенках… Так вот у этих двоих аура была красного цвета с коричневатым отливом. Попадешься таким в руки — пощады не жди…

Беженец затосковал и с надеждой поднял глаза на противоположный берег. Там за полосатым шлагбаумом вызывающе безмятежно прогуливались молодые люди в голубеньких рубашечках с короткими рукавами, в разномастных брючках, все без оружия. Улыбчиво жмурясь, они подставляли гладкие физии ласковому солнышку и вообще наслаждались жизнью. Конечно, чего им!.. Вон их какие акулы с воздуха охраняют…

Может, дождаться ночи, найти досточку да и переправиться где-нибудь неподалеку?.. Нет, страшно. Вот если бы Анчутка умел летать… Хотя что толку! Редкая птица долетит до середины Чумахлинки — снимут влет. А пули-то наверняка освященные…

По мосту тоже не прошмыгнешь… А под мостом?..

А под мостом запросто мог обитать мостовой. Встреча, конечно, тоже не слишком приятная, но все-таки не леший — в строении ютится, не в буреломе… Кстати, о строениях. Если достичь моста, колдовские способности должны, по идее, к Анчутке вернуться. То есть под полотно он уже поднырнет невидимкой…

Тем временем двое в черных рясах, о чем-то, видать, переговорив, подступили к бронечасовенке и один за другим скрылись в люке. Крышка за ними захлопнулась.

Анчутка выскочил из-за пригорка на обочину, ужаснулся собственной дерзости и галопцем припустился к мосту, пряча личико и стараясь как можно сильнее походить на необычно крупного дымчатого кота с отрубленным хвостом.

К счастью, и по ту, и по другую сторону Чумахлинки все в этот миг запрокинули головы — над кордоном проплывал очередной стервятник с акульим рылом и черно-желтыми стабилизаторами…

Мост был бетонный, неуютный, без единого тихого закутка. Внизу все продувалось насквозь. От воды веяло холодом — особенно здесь, вблизи левого берега, где она плескалась в каком-нибудь полуметре от шершаво-скользкой изнанки бетонных плит. Бедный мостовой… Как же он тут живет? Впрочем, живет ли?..

Анчутка жевал ноздрями воздух, как кролик. Пахло старым бетоном, плесенью и смертью. Весь дрожа, он двинулся дальше — благо что бегать по потолкам и прочим опрокинутым поверхностям домовой был навычен сызмальства. Хлюпала вода, играли блики. В неглубокой нише одной из опор Анчутка нашел скорчившийся трупик мостового. Рядом с высохшим и словно бы спекшимся тельцем лежал одноразовый шприц с последними каплями святой воды.

Самоубийство?.. Поскуливая от жалости и ужаса, Анчутка обнюхал соседние ниши и вскоре обнаружил пару игл, а потом и осколки еще одного шприца. Стало быть, ширялся мостовичок… При одной только мысли об этом шерстка поднялась дыбом. Когда-то в черные времена ежовщины Анчутка и сам от большого отчаяния подкуривал втихаря ладан. Потом, правда, нашел в себе силы завязать… Да, но колоться святой водой… Это же верная смерть! Бывает, что за месяц сгорают… Зато глюки, говорят, сильнейшие: кое-кто даже ангела видел…

А ведь, судя по всему, городской нечисти придет скоро один большой аминь. Да и сельской тоже… Водяные все травленые: привыкли за годы химизации к промышленным отходам, а теперь вот, по слухам, сами дозу ищут — за литр кислоты реку остановят…

Оглашая гулкую подмостную полость тихими причитаниями, Анчутка добрел почти до середины полотна (причем водная гладь внизу все удалялась и удалялась) — потом вдруг замер и попятился. Впереди во всю ширь зернистого бетонного дна была туго натянута бельевая веревка, пропитанная елеем. Ну не изверги, а? Одно слово — люди! И тут дорогу перекрыли… Домовой всмотрелся и приметил, что на той стороне, отступя шага на три от первой преграды, кто-то размашисто нанес на бетон коричневой масляной краской еще и магические знаки запрета.

Стало быть, и под мостом не пробраться… Беженцы-то, они, видать, никому не надобны: ни Лыцкой Партиархии, ни Баклужинской Лиге Колдунов…

Поскольку лыцкое левобережье по идейным соображениям переходить на летнее время отказалось, вечер здесь наступал на час раньше. Зеркала заливных лугов отражали золотисто-розовый закат. Меж корней сухого пня, намертво вцепившегося корявой пятерней в пригорок, при желании можно было заметить кое-что, пням, как правило, не свойственное. Некий, короче, шар, покрытый то ли мхом, то ли пухом. Время от времени этот округлый комок шевелился и удрученно вздыхал, что позволяло сделать осторожный вывод о принадлежности его к царству животных — и уж ни в коем случае не растений.

В вышине по-прежнему ныло и скрежетало. Время от времени с небес падал американский штурмовик и с тупым бычьим ревом проходил на бреющем полете над дальним пастбищем. Вконец распоясавшиеся милитаристы гоняли коров…

Анчутку познабливало. Возле старого, высохшего до сердцевины пня беглый домовой чуствовал себя в относительной безопасности. А вот к живым деревьям лучше даже не прислоняться. Березы — патриоты, дубы — коммуняки… Хорошо хоть травка по молодости дней своих зелена, всем довольна и в политику пока не лезет. Лезет к солнышку…

Стало быть, в Баклужино Анчутке не попасть… Даже если завтра он сумеет пробраться к терминалу и проникнуть тайком в какую-нибудь машину, направляющуюся за бугор, — все равно ведь блокпоста не минуешь. А там досмотр… И возвращаться некуда…

Ох, люди, люди… Сначала страну развалили, теперь вот до области очередь дошла… Да и нечисть тоже хороша!.. Эти, к примеру, катакомбные… Откуда они вообще взялись? До путча про них никто и не слыхивал… С виду домовой как домовой, а туда же — задается почище лешего!.. Вы, говорит, советской власти задницу лизали, с органами сотрудничали… Ну, допустим, сотрудничали! А ты в это время где был?.. А я, говорит, в это время в катакомбах сидел…