Читать книгу - "Стражи. Боги холода - Максим Макаренков"

– Почему именно несколько дней? – удивилась Таня.

– Считайте, что я немножко провидец. В ближайшие дни он вам понадобится! – и Вяземский сел в машину.

Почти беззвучно заработал двигатель, и мощное авто, плавно развернувшись, покинуло двор.

– Это, значит, площадь Европы? – скептически огляделся вокруг Олаф.

Вяземский стоял чуть позади, задумчиво глядя на мост, по которому несколько дней назад бежал его предшественник.

За спиной гудел суматошный Киевский вокзал, вокруг которого мельтешили людские толпы, груженые пластиковыми сумками «мечта мародера», потрепанными рюкзаками, а то и просто тюками, сооруженными из немыслимого тряпья.

Олаф покосился на шефа и, видя, что тот не отвечает, продолжил:

– Назвать именем Европы одно из самых азиатских мест Москвы, в этом есть какой-то исконно русский черный юмор. Я вот, давно уже общаюсь с вами, Ян Александрович, но не устаю поражаться вашим соплеменникам.

– Я и сам не устаю им поражаться, Олаф, поверьте, – рассеянно ответил Вяземский и, оглянувшись через плечо, посмотрел в сторону гостиницы «Киевская».

– Олаф, что вы видите? – спросил он норвежца, поворачиваясь в сторону вокзала.

– Толпу. – кратко ответил тот и продолжил, не дожидаясь следующих вопросов, – Толпу, Ян Александрович. А это значит, что шел Мартынюк, скорее всего, не со стороны вокзала. А, возможно, вдоль набережной. Вот оттуда, – махнул он рукой направо.

– Олаф, а если людям отвели глаза? – Вяземский оставался все в той же меланхолической задумчивости.

Он медленно пошел через площадь к мосту. У самых ступеней остановился, задрал голову, глядя на вход в стеклянную трубу. По мосту спешили люди, процокала мимо стайка офисных девиц в туфлях на шпильке, сердито сопя, толкнул Яна толстяк с расползающимся коричневым портфелем в руках. Вяземский словно не замечал людей.

Его глаза пытались рассмотреть ту ночь, когда по мосту бежал человек, наверняка узнавший что-то важное. Настолько важное, что кто-то решил убрать резидента Ордена, нарушить Протокол Нейтралитета. Это, знаете ли, едва ли не объявление войны.

Олаф встал рядом, негромко спросил:

– А может, случайная жертва? Классическое «не в то время, не в том месте»?

– Сами-то верите, а? – с укоризной спросил Вяземский.

– Не-а. Ни на секунду, – характерное русское «не-а» норвежец выговаривал с наслаждением, словно ребенок, недавно выучивший новое слово.

– Вот и я – не-а. Давайте поднимемся, – не дожидаясь ответа норвежца, Вяземский энергично зашагал вверх по ступеням. На той ступени, где Мартынюк оступился и разбил колено, он задержался, не обращая внимания на спешащих людей, закрыл глаза и коснулся кончиками пальцев края ступени.

Выпрямившись, заспешил дальше.

С любопытством поглядывая по сторонам, он шел вдоль моста, надолго замирал, у прозрачной стены, глядя на открывающуюся с высоты панораму Москвы.

В очередной раз застыв, Вяземский закрыл глаза и поморщился. Заметив это, Олаф с озабоченностью спросил:

– Что-то почувствовали, Ян Александрович?

– Нет, друг мой, ничего конкретного. Просто здесь очень хорошо ощущается, насколько безумен этот город.

Олаф пожал плечами:

– Это же мегаполис.

– Дело не только в этом. Посмотрите по сторонам – город кто-то пришпоривает. Его суета уже перешла в истерические судороги. Если так пойдет и дальше, то он не выдержит. Город похоронит сам себя. Взорвется, или застынет в коллапсе.

– Будем надеяться, что этого все же не произойдет, – пробормотал норвежец, глядя на медленно ползущие в зарождающейся пробке автомобили на набережной. – Вы что-то почувствовали там, на ступенях?

– Да. Нашел место, где он разбил ногу.

– А сейчас что-нибудь ощущаете?

Вяземский недолго помолчал:

– Да. Мартынюка гнал кто-то очень сильный. И этот кто-то использовал холод и ветер. Вспомните, как его убили – перерезав осколком стекла артерию. Вы сами показывали мне снимки. Такой осколок никто не стал бы держать в руке – крайне неудобно. Нет – его подняли в воздух и швырнули в горло жертве вместе с порывом ветра.

– Я запрашивал наши посты контроля – никто не зарегистрировал серьезных возмущений в Приграничье.

– Факт этот сам по себе ничего не значит, сами знаете. Есть немало существ, которые могут использовать ветер и не прибегая к силам Той Стороны.

– Меня больше беспокоит другое, – сказал Олаф, – с кем встречался Мартынюк и почему после встречи был вынужден уходить настолько отчаянным способом?

– Вот это нам и предстоит выяснить. А теперь, давайте найдем какой-нибудь ресторанчик потише и еще раз все обсудим, – предложил Вяземский.

Ресторанчик они решили поискать подальше от набережной, здраво рассудив, что соседство с автомобильной пробкой – не лучший вариант для спокойной беседы.

В одном из переулков обнаружилось то, что надо – неприметная харчевня из разряда «для своих», практически пустая, с уютным маленьким залом и не удивление расторопной официанткой, моментально объяснившей что брать стоит, а что – не очень, принявшей заказ, и умчавшейся на кухню.

– Мило. Простенько и мило, – высказался Олаф, и пробурчал что-то благодарственное, принимая из рук официантки высокий бокал яблочного сока.

Вяземский откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

– Возвращаемся к самому началу.

– Логично, – норвежец смаковал холодный сок и казался воплощением спокойствия. – Лично я узнал обо всем одновременно с вами. Кёлер вызвал нас буквально в один и тот же момент. Так что, вы излагайте, а я послушаю.

– Единственное, что смог сказать Кёлер, так это то, что Мартынюк не передавал ему никакой экстраординарной информации, и не вел никаких расследований, которые могли бы вызвать подобную реакцию. Обычная рутинная работа, контроль Приграничья, редкие визиты к подписавшим Протокол, вот и все. Обстановка по обе стороны Границы в этом районе, по словам Кёлера тоже была чуть ли не сонная.

– Что возвращает нас к гипотезе – «не то время, не то место», – отсалютовал бокалом Олаф.

Их разговор ненадолго прервала официантка, сноровисто расставившая тарелки с наваристыми щами и корзиночку со свежим хлебом.

Не прерывая негромкой беседы, Олаф и Вяземский принялись за еду.

– Насколько я знаю, после подписания Протокола Нейтралитета, резидентов ордена убивали нечасто и, как правило, это было связано с попытками пробоя Границы. Но, в данном случае, нет никаких видимых следов подготовки, – сказал Вяземский.

– Именно. Но, все же, убили его с применением Сил, следовательно, кто-то из наших клиентов имеет к его гибели непосредственное отношение. Но не обязательно, что дело в подготовке пробоя.