Читать книгу - "Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я - Андрей Валентинов"

А здорово дерется! Кулачки худые так по носам куретским и гуляют! Да только моих гетайров теми кулачками не напугаешь. И ведь молча дерется! Правда, кого тут на помощь звать?

...А мне Амикла вспомнилась. Куснул рак морской сердце...

– Э-э, какая горячая! Какая хорошая, да! Ну скажи, что по согласию!

Сорвала куретская лапа повязку набедренную, льняную, с бедер худых. А другая уже девчонку на сундук валит.

– Ванакт! Ванакт Диомед Тидид!

Дернуло меня от ее голоса. Не сразу понял, что позвала она меня не по-хеттийски.

– Ванакт! Я тебе нужна! Я тебе пригожусь!

По-ахейски позвала девчонка.

Дрогнули куретские лапы. Отдернулись. Вскочила – голая, лишь в пояске золотом и серьгах. Ко мне рванулась.

– Я тебе нужна буду, ванакт аргивянский!

Загоготали чернобородые. Мол, нужна, конечно, нужна! И ванакту нужна, и нам нужна, и кто мимо пройдет – тоже нужна.

– Я все наречия знаю! Тебе понадобится толмач! Тебе понадобится...

Странное дело, вроде как даже не страшно ей. С характером, видать, губастая! А вот насчет толмача...

– Все наречия? – удивился я. – Такого не бывает.

Не просто так удивился – на языке Древнем. Чтобы сразу понять.

– Этоноси куса атори те кефтиу...

Поймал я рукой челюсть, головой мотнул. Да-а-а...

Гетайры тоже что-то поняли. Посторонились. Поморщилась девчонка, ладошкой по плечу правела, словно след от пальцев куретских стирала.

– Я – Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Мой отец, да будет тепло ему в царства Телепина, умер в прошлом году. Ты знаешь хеттийский, ванакт Диомед, но этого мало...

Кивнул я, соглашаясь. Мало, конечно.

– А наречие Кеми тебе знакомо, Цулияс, дочь Шаррума? И Баб-Или?

– Конечно, – дернулись худые плечи. – Только, ванакт, в Баб-Или нет своего наречия. Раньше там разговаривали по суммерийски, сейчас – на касситском, но в последние годы в войске лугаля стали говорить на языке халдеев...

– И ты все знаешь? – поразился я, все еще не веря.

– Ну, не все, – слегка смутилась она. – По-суммерийски только читаю, но на нем сейчас никто не разговаривает, как и на старом наречии Кефтиу, на котором ты ко мне обратился...

Поглядел я на эту худобу костлявую, губастую. Подумал чуток.

– Хитон, плащ, эмбаты, дорожную шляпу.

Засуетились гетайры. Вот уже кто-то хитон с плеч сдирать стал, кто-то – эмбаты с ног стягивать.

– Надеть!

Полюбовался я на то, что вышло, усмехнулся.

– Ну, мужи куретские, кто это?

Открыл рот Фремонид Одноглазый. Закрыл. Снова открыл.

– Я спрашиваю, кто это?

– Мальчик это, ванакт! – послышался чей-то неуверенный голос.

– Не мальчик! – отрезал я. – Это мой гетайр-толмач, ваш товарищ. А зовут его... Курос[16]. Поняли? А теперь поздоровайтесь!

– Э-э-э-э-э...

– Я сказал – поздоровайтесь!

– Радуйся, друг Курос! – пробормотал Одноглазый, с трудом языком ворочая.

– Радуйся, друг Курос! Радуйся! – послышалось со всех сторон.

– Радуйтесь, мужи куретские! – сверкнул глазенкам толмач Курос. – Хорошо, когда друзья рядом!

– Ты хочешь о чем-то спросить, Смуглый?

– Ванакту не задают вопросов, Тидид. Особенно на войне.

– Не обижайся, Мекистид! Тогда... Тогда я в самом деле... Вроде как спятил, что ли... Извини!

– Да ладно! А насчет вопросов... Сам понимаешь, влетели мы в эту Хаттусу по-наглому...

– А хеттийское войско уже сюда спешит? Одно с запада, другое – с востока, да?

– Я понимаю, на севере фракийцы вместе с этими усатыми, на востоке – каска и урарту, на юге – туска. Они, да еще вместе с нами, разнесут хеттийцев за месяц. Но это если все вместе. Но ведь Суппилулиумас может заключить с ними перемирие. Пока все эти туска сообразят, пока затылки почешут...

– Поэтому надо дать им знак. Сполох! Чтобы гром грянул, молния блеснула, чтобы всем ясно стало – нет больше великого Царства Хеттийского. Рви его на части, громи, разноси в щепки... А мы пойдем на юг, к Зеленому морю. Знаешь, где сейчас Щербатый с Капанидом?

– Дай догадаюсь, Тидид... На Кипре, поди? И в этой, как ее... Киликии?[17]А я сразу подумал, когда ты с ними Идоменея-критянина послал. Ведь там, на Кипре, у Амфилоха родичей – половина острова! Слушай, а что за этот... сполох такой?

– Сполох?

Последний день – яркий, солнечный, теплый. Белесое небо над головой, белесые камни под ногами... Последний день в славном городе Хаттусе. Последний – для нас.

...И не только для нас.

Все уже сделано, все готово. И кони готовы, и повозки, добычей груженые, и проводники, что поведут войско на юг, к Зеленому морю, где ожидает критский флот Идоменея, где ждут нас Капанид со Щербатым. Нечего нам делать тут, в пустынной Азии. А вот на юге, где плещет море, где снулой рыбой плавает Медный Остров... Молодец, Смуглый, сообразил! Не зря я его с собой взял.

Все готово. И время еще есть – до сумерек, до ночи. Пусть распрощается с нами Солнцеликий Истанус!

...И не только с нами.

А пока делай, что хочешь, броди по улицам, на дома смотри, на народец поглядывай...

А ведь очухались хеттийцы! Уже торгуют, уже в харчевнях пиво светлое пьют (тоже мне, пойло, издевательство одно, не Бромий – Бром![18]). Вроде, и бояться им нечего. Сгребли злобные «ахиява» золотишко с серебришком, по храмам пробежались, по дворцам. В дома и заглядывать не стали. Так что торгуй, пиво потягивай.

Пока...

Белесое небо над головой, белесый камень под ногами...

– Что такое, парни?

– Э-э, ванакт! Хеттийцы пленные с цепи сорвались, ванакт! Дерутся, друг друга колотят. Совсем озверели, понимаешь!

Не понимаю. Добро бы еще с нашими дрались, со стражей куретской.

– Пошли!

Темницы в славном городе Хаттусе не нашлось. Да и к чему ее, проклятую, искать? Загнали мы воинов, которые оружие бросили, во двор храма, что рядом со дворцом. Большой такой храм (бога Тешшуба, который тут дождями ведает), и двор большой – на всех хватило. Думали, подержим пленных денек-другой, а как уходить будем – отпустим. Не к Зеленому же морю их волочь!