Читать книгу - "Варлорд. Политика войны - Николай Соболев"

К закуске Аскасо отнесся одобрительно, а вот к моим идеям — нет.

— Я бы вообще не стал с вами разговаривать, если бы не Хосе, — Франсиско тепло посмотрел на Дуррути, — и товарищ Нестор.

— Да я бы тоже занялся другими делами, — размазал я давленные помидоры и чеснок на хлеб, — но вы зря поднимаете градус противостояния. Все это может сорваться в бойню.

— Все это должно сорваться в революцию! — запальчиво возразил анархист.

И понеслось.

Дуррути вздыхал, но помалкивал. Панчо пару раз попытался встрять, но успеха не имел, так мы и препирались вдвоем с хозяином. Ну никак я не мог ему втолковать, что убийства его делу вредят, а не помогают. Вспомнил даже русских эсеров с народниками и бешеную волну террора в 1905 году, не давшую системного результата — все мимо, консенсуса не вышло. Но что-то в моих речах Аскасо зацепило, и он предложил встретиться еще раз, завтра. Ради такого дела я пригласил его к нам в Оспиталет, поближе познакомиться с жизнью на заводах и в поселках.

На улицу вышел совершенно одуревший — Хосе и Франсиско курили за четверых, только Ларри отходил дымить на балкончик. У моей Hispano-Suiza J12 двое охранников тоже дымили (чтоб им!), а чуть поодаль стояли еще двое у Т49, модели попроще, к ним пошли Дуррути и Панчо. Хозяин проводил нас до машины, я остановился продышаться и задрал голову к небу.

Может, поэтому я не сразу среагировал на рев двигателя, но когда из-за поворота на улицу Сант-Адриа с визгом резины выскочил по-гангстерски черный автомобиль, голову все-таки повернул.

Даже успел заметить характерный скошенный радиатор, но тут Ларри дернул меня за шиворот вниз, под прикрытие авто.

В самое время — из окон притормозившего «рено» начали палить из нескольких пистолетов.

Упал охранник, зажимая руками грудь, но так и не выплюнув изо рта сигарету.

Ларри выставил руку над капотом и стрелял наугад.

Я выдернул свой пистолет и скрючился у подножки.

Аскасо нырнул под стену и оттуда изрыгал проклятия.

Из-за угла показалась еще одна машина.

«Рено» остановился, скрипнула дверца, затопали башмаки.

Я упал набок и под днищем машины несколько раз выстрелил в сторону набегающих.

Выброшенная гильза кувыркалась в воздухе, рассекая легкий дымок.

Краем глаза я видел, как Панчо задвинул безоружного Дуррути за Т49, его охранники после окрика вышли из ступора и схватились за оружие.

Вторая машина нападавших тоже встала, из нее выскочили еще несколько человек.

Но тут полоснули очереди.

Пистолет-пулеметы А-2 снесли вторую группу, а Ларри задел одного из первой. Сидевший с нами за машиной охранник тоже очухался и прикрыл его.

Через минуту все закончилось: из радиатора «рено» брызгала кипящая вода и била струйка пара, на асфальте без движения лежало несколько человек, бледный Ларри, не выпуская пистолета, держался за правое плечо, где расплывалось кровавое пятно, Панчо уже оттащил в сторону раненого налетчика, на асфальт капал бензин…

— Франсиско, тут есть телефон? — я поднялся на ноги, опираясь на «испано-сюизу».

— В магазине, вон там…

— Вызови скорую и полицию.

При слове «полиция» он скривился, но встал и побрел на угол. Меня же накрыл запоздавший адреналиновый вал, от которого бешено колотилось сердце, а в голове билась одна мысль — блин, вот завалили бы меня, и все приготовления псу под хвост.

Я заторможенно и не с первого раза попал «кольтом» в кобуру, а затем дрожащими руками начал чистить рукав, которым вляпался в лужицу у бордюра…

Панчо тем временем встряхнул раненого и ткнул ему в нос дымящийся ствол:

— Кто послал???

— Док… то…ра… — промямлил тот.

— Я тебе сейчас уши отстрелю! — взревел Панчо и для убедительности пальнул рядом с головой.

Раненый закрыл голову руками, взвыл и отключился.

Охранники проверили тела и выволокли еще двух покоцаных, но уцелевших, потолще и похудее.

— Значит, так, — обрадовался Панчо. — Я задаю вопросы, кто первый ответит, будет жить.

Он демонстративно выщелкнул магазин, вставил новый, передернул затвор, а затем начал двигать им, прицеливаясь в лоб то одному, то другому:

— Кто такие?

— Фаланга! Фаланга! — тоненько заверещал толстый, а худой сомлел и обвис на руках охранников.

— Кто послал?

— Санчес! Рафаэль Санчес! — торопливо доложил толстый.

Перекинувшись парой слов с Панчо и Аскасо, мы решили, что целью, скорее всего, был Франсиско и предложили сделать вид, что его тут не было. Испарился анархист моментально, еще до приезда «скорой» — чувствовался большой опыт. Панчо сдал медикам раненых фалангистов и всех убитых, а Ларри уложил на заднее сиденье и отправил с охранником и Дуррути в нашу больницу в Оспиталет.

Автомобиль со штурмовыми гвардейцами появился одновременно с полицией, а еще через несколько минут возник первый репортер.

Формальности в участке тянулись до вечера, новость о нападении фалангистов на самого Грандера разлеталась по городу быстрее света.

Даже не по городу, а по стране, в чем я убедился в больнице, куда я заехал узнать, как дела у Ларри. Доктора уже промыли рану, выудили застрявшую пулю, обработали и забинтовали плечо. От переливания крови Ларри повеселел и порозовел, все в один голос убеждали, что ничего страшного нет, и тут меня позвали к телефону в кабинете главврача.

Уверенный голос в трубке я слышал первый раз в жизни:

— Сеньор Грандер? Это Хосе-Антонио Примо де Ривера, вождь Испанской Фаланги.

— Здрасьте, — только и смог выдавить я.

— Добрый день, — продолжил голос, — я хочу принести свои глубочайшие извинения и заверить, что Фаланга никогда не рассматривала вас как противника и тем более как цель. Мы с высоким уважением уважением относимся к вашей деятельности и считаем вашу производственную практику истинным проявлением синдикализма и корпоративизма.

Этот звонок настолько изумил меня, что я так и отвечал невнятными междометиями.

— Я сам знаю, что значит пережить такое, сеньор Грандер! Весной на меня покушались, но мы смогли дать отпор! Я восхищаюсь вашими действиями и самообладанием! Хочу заверить, что Фаланга ни в коем случае не сборище боевиков, посвятивших себя уничтожению противников. Как гуманист, юрист и католик, я против насилия, если оно не служит высшим целям государства и защите Отечества.

Он говорил довольно долго, уходя в публицистические выси, а я все думал, как бы закончить разговор. Наконец, главный фашист Испании выдохся и закруглился сам.

Негласные переговоры левых тянулись весь