Читать книгу - "Воздушные гладиаторы - Юрий Корочков"

на бомбёжку! Предельно форсируя мотор, рву ручку управления двигателем и захожу в пике, в тщетной попытке догнать ускользающий бомбардировщик! Нет! Мне его уже не достать! Сейчас, минута, и произойдёт ядерный взрыв! В отчаянии жму на гашетку, не надеясь попасть с такого расстояния даже случайно. Но что это? Бомбардировщик как будто подбрасывает, он буквально разваливается в воздухе и падает, не долетев до станции буквально километр! Взрыва нет! Не верю глазам! Такого не бывает! И всё же, есть то, что есть: враги догорают на земле, а мы целы и можем с чистой совестью возвращаться на свой аэродром.

Там-то всё и проясняется! «Бостон» сбил расчёт ПЗРК «Стрела-7», как раз на этот случай поставленный у станции. Нечестно? Ну так и вся эта игра была нечестной. На наше счастье тот, кто всё это затеял, пожалел приближённых лётчиков, и выслал машины под управлением пусть продвинутых, но автопилотов, чьи действия оказались предсказуемы и позволили нам одержать победу над сильнейшим противником.

Ольга

Алексей поднял голову от опустошённой пивной кружки. На душе было погано. Утром, приехав домой, он вышел в интернет и проверил соцсети. Он не ожидал увидеть ничего особенного. В интернет он давно уже заходил от случая к случаю, точно зная, что ничего по-настоящему значимого не пропустит, а время гаджеты воруют со страшной силой. Но сегодня было иначе: лётчик ждал сообщений от друзей, которые могли догадаться, кто же был одним из лётчиков, участвовавших в громком деле в небе Белоруссии. Оказывается, главная схватка произошла прямо над площадкой рок фестиваля, были даже несколько раненных.

То, что он увидел, просмотрев новостную ленту, повергло Алексея в шок. Какой там бой! Все события ближайших месяцев просто ушли на задний план! Нет, ближайшими были как раз ожидаемые письма друзей, обсуждения прошедших событий, предположения о том, что же это было, и кто в этом участвовал. А вот дальше… Дальше шло открытое письмо, опубликованное мужем девушки, в которую Алексей был давно и безнадёжно влюблён, так и не решившись признаться ей в своих чувствах.

Теперь Алексей вновь и вновь крутил перед глазами прощальный пост любимой:

— Шестнадцать лет тому назад у меня начался туберкулез легких и сразу принял бурные формы. Это был новый, усиленный штамм болезни, против которого не существовало лекарств. Когда я уже была при смерти, родители отвезли меня в швейцарские Альпы. Долгие месяцы пролежала я на балконе высокого здания больницы, как будто повисла между небом и землей. Шел снег, день и ночь кружились и падали снежинки, а я лежала в меховом мешке, ожидая конца.

Тогда мне было девятнадцать лет, умирать не хотелось, я боялась того, к чему шла. Но выбора не существовало, умирать было нужно, и вот, понимая неизбежность этого, я задалась целью выкорчевать в себе волю к жизни. Это не было примирением со смертью, нет. Это была борьба против жизни. Чтобы стало легче на душе… Понимаете ли вы разницу? Я принялась воскрешать в себе все любимые образы и затем умерщвлять их, разрушая иллюзии, вытаптывая желания… Времени было много, врачи отвели мне не меньше месяца жизни.

Снег падал день и ночь, я открывала глаза и все видела белые хлопья, проплывающие мимо меня из ниоткуда в никуда… Работа шла медленно, но успешно, и вот настал день, когда я почувствовала, что мне все равно — ощутила в себе великое равнодушие, покой и свободу. Ах, если бы вы только могли понять… Я, наконец, стала свободной: поняла, что и жизнь и смерть не являются радостью или страданием, добром или злом. Это лишь бездушная смена форм бытия, в котором моя личность — ничто. Сказать это легко, но трудно понять.

Итак, жизнь была успешно выкорчевана из сердца, но смерть всё не приходила. Я лежала в меховом мешке между небом и землей и равнодушно ожидала конца — без радости и сожаления. Но горный воздух незаметно сделал свое дело куда лучше, чем хвалёные лекарства: якобы неизлечимая болезнь стала мало-помалу проходить, восстановились физические силы, и однажды врач «поздравил меня с жизнью».

В снежную метель добралась я до деревушки, примостившейся на склоне горы, полночи просидела в старинном здании маленького местного вокзальчика в ожидании экспресса на Цюрих, делающего здесь двухминутную остановку. А потом, потом и сама не заметила, как поезд тронулся. В утренней предрассветной дымке мимо поплыли белые вершины гор, в ущелье начался уже дождь, а когда поезд остановился внизу, я выглянула в окно — Боже! — вокруг благоухал дивный весенний день. Деревья стояли в цвету, из невидимых садов веял сладкий аромат.

Вечер того дня был праздничный: толпы людей в белом запрудили улицы, всюду слышался говор и смех, чей-то сильный и страстный голос пел о любви… Вот тогда, одна среди беспечной, говорящей на чужом языке толпы, в эту весеннюю ночь рождения к новой жизни, я сделала открытие: меня нет. Я умерла.

Конечно, вначале было тяжело. Потом привыкла, втянулась в каждодневную суету, оставаясь ей чужой. Шла по жизни, как не особенно любопытный путешественник. Вышла замуж за чудесного мужчину, полюбившего меня всем сердцем, родила ему дочь, и даже на миг вообразила, будто смогу вновь жить как все. А потом болезнь вернулась — боевые вирусы так просто не отступают, а с болезнью вернулась и свобода от жизни, которую я некогда обрела в далёких горах. Все проходит, пройдет и жизнь — значит, ничего не нужно.

Или нужно только сознание свободы — потому что когда есть это, то больше ничего, ничего не надо. Считать жизнь злом и страдать от этого — означает придать ей значение, которого она не заслуживает. Пессимист — родной брат оптимиста, оба они разными способами утверждают одно и то же. Что же касается меня, то я — скептик, любящий хорошее вино и сильные ощущения. «Долой теплые набрюшники!» — вот мой лозунг. — Люблю пророков, побиваемых камнями, Прометеев и Квазимодо. Люблю неоплаченный скромный подвиг. Сторонюсь от людей с двойными подбородками, в карманах которых аккуратно сложены удостоверения на звание героя и золотые кредитные карты за совершенный подвиг! Прощайте, все кого я знаю и кому я не совсем безразлична. Сегодня я подписала отказ от продолжения поддержания жизни. Значит, завтра меня не будет, потому что последнюю