Читать книгу - "Вирус "Reamde" - Нил Стивенсон"

От международного аэропорта Сиэтл-Такома практически до здания Корпорации-9592 уже несколько лет ходит монорельс. Во всех отношениях ехать им быстрее, удобнее и надежнее, чем по старинке просить знакомых встретить тебя на машине. Ричард научился твердо говорить прилетающим, чтобы не выдрючивались, а ехали монорельсом. Однако сегодня прилетал Джон, а значит, встречать предстояло по полной программе: смотреть на сайте время прибытия самолета, ехать в аэропорт, дремать на бесплатной автостоянке, проснуться от пулеметной очереди эсэмэсок (СЕЛИ, ВЫРУЛИВАЕМ, ВСЕ ЕЩЕ ВЫРУЛИВАЕМ, ЖДЕМ КОГДА ВЫПУСТЯТ, ТОЛСТАЯ ТЕТКА ЗАГОРОДИЛА ПРОХОД) и в точно рассчитанный момент подкатить к выходу с терминала. Джон как инвалид, участник боевых действий и лицо пожилого возраста мог бы выговорить для себя особые условия по меньшей мере на трех основаниях, но ему, очевидно, было приятно самому появиться в дверях с сумками через плечо и на протезах пройти между тесно стоящими машинами к джипу Ричарда. Он собрался в дальнюю дорогу: в Китай.

С отъезда Доджа из Айовы прошло всего дня четыре – слишком мало, чтобы обниматься. А раз они не собирались обняться, вроде и руки жать было незачем. Да к тому же руки были заняты – закрывали багажник. Джон как старший брат начал, а Ричард секундой позже сообразил, что плохо заботится о госте, и схватился за дверцу в тот миг, когда она уже пошла вниз. Два брата в четыре руки захлопнули багажник с куда большей силой, чем требовалось, разошлись каждый по свою сторону машины и одновременно сели на передние сиденья.

– Можно отодвинуть, – сказал Ричард, имя в виду кресло Джона.

– Мне удобно, – ответил Джон из-за культурного водораздела, который с годами так и не стал ниже. Идея состояла в том, что, если даже Джону и впрямь некуда вытянуть ноги, отодвинуть кресло на несколько дюймов для американца со Среднего Запада значило, во-первых, совершить ненужные действия, а во-вторых, признать, что он не в силах потерпеть мелкое неудобство.

Ричард помедлил мгновение, откинулся в кресле и мысленно спросил себя, надо ли было вообще садиться за руль: сейчас полдень, он не спал всю ночь, – но потом внутренне собрался, посмотрел в зеркала, поправил их и, плавно выжав газ, влился в поток. В точности как на уроках вождения.

– До отлета в Китай надо убить еще полдня, – заметил Ричард, когда они выехали на шоссе. Он уже скорректировал свое поведение: сказал «убить полдня», а не «успеешь отдохнуть», что подразумевало бы неверие Ричарда в способность Джона стойко перенести тяготы современного авиаперелета. «Убить» же значило просто, что, на взгляд Ричарда, события развиваются чересчур медленно. – Мой дом сразу через дорогу от офиса, можно заехать туда: примешь душ, проверишь почту…

– Я хотел бы еще раз на все это взглянуть, – сказал Джон.

– Ты ничего нового не увидишь, – ответил Ричард.

– В моей копии трудно разобрать некоторые слова. У Зулы почерк всегда был не фонтан…

– У тебя ровно такая же копия, что у меня, Джон. Послушай. Это цифровые файлы. То, что я тебе отправил, – точная копия того, что мне прислали из Китая. В моей ты ничего неожиданного не найдешь.

– На второй странице, – упорствовал Джон, – одна строчка совсем неразборчивая.

– Писано от руки на бумажных полотенцах, – сказал Ричард. – Кто-то разложил их на столе и снял на мобильный. Качество изображения плохое. Но моя копия ничуть не лучше твоей. Что-нибудь новое можно будет узнать только в Китае, и мы летим туда через восемь часов.

– Почему не быстрее? – спросил Джон, хотя уже знал ответ.

– Визы, – напомнил Ричард.

* * *

Пять дней назад, сразу после визита к Скелетору, Ричард сказал своим пилотам, что они могут отдохнуть денек в Королевстве к’Шетриев, а потом ждать его в аэропорту Сиу-Сити. Сам он взял арендованный «гранд-маркиз» и поехал домой. Ричард обычно не называл ферму Джона домом – только если дела были совсем плохи. Он думал, что поездка немного его успокоит. Мозг отчаянно требовал что-нибудь делать, а вести машину – какое-никакое дело. Последние дни Ричард был безостановочно занят: играл на худших качествах дона Дональда и Скелетора, жадности первого и страхах второго. Казалось бы, Музы-Мстительницы должны обрушить на него всю мощь своего гнева, однако молчали: возможно, переключились на других бывших приятелей, которые нуждаются в воспитании. Так что сознание Ричарда все четыре часа поездки было странно пустым и неактивным.

Он включил мозг только перед самой фермой, на дороге, по которой мальчишкой гонял на велике. Ричард с новым изумлением смотрел на исполинские ветряки, поставленные Джоном и Элис. День был ветреный, и быстро крутящиеся лопасти приковывали взгляд – настолько, что Ричард едва заставлял себя следить за дорогой. И тут он вновь засмотрелся на ветряк, выросший прямо впереди из-за того, что дорога сворачивала, огибая излучину ручья. Очевидно, этот ветрогенератор сейчас ремонтировали: его лопасти были во флюгерном положении, и он стоял неподвижно – единственный мертвый великан в крутящейся карусели белых лопастей.

Ричарду хватило сил съехать к обочине и опустить ручник, прежде чем разрыдаться.

Вот почему его разум безмолвствовал. Потому что знал: Зула мертва.

Он вошел в дом с красными глазами и застал Джона и Элис в таком же состоянии. Они не спрашивали, что он делал, зачем столько в последние дни летал. И хорошо. С фермы все это стравливание Дэ-Квадрата и Скелетора выглядело до нелепого бесполезным.

Передвигаясь по дому, Ричард смотрел в пол, чтобы не наткнуться глазами на Зулины фотографии. Джон говорил мало: у него в компьютере была база возможных зацепок, которые он методично прорабатывал. Однако Ричард видел, что компьютер безнадежно завирусован, работает едва ли на сотую долю мощности и зависает каждые пятнадцать минут. Ричард думал было предложить помощь, потом сообразил: раз Джон с этим мирится, значит, сам понимает бесполезность своих усилий. Элис по большей части сидела молча, подавленная и неподвижная, но иногда вскакивала и начинала суетиться с маниакальной энергией. Хорошо Ричарду было только с отцом, так что он почти весь вечер провел в соседнем кресле: слушал пиканье и шипение бионических систем, смотрел те программы, которые отец включал пультом. Заходили соседи, однако не знали, как себя вести. Вроде бы не похороны. Цветов не пришлешь. Типографии не печатают карточек «Скорбим об исчезновении». Это было как со смертью Патрисии: дикость, которую не смягчить общепринятыми формами горя и соболезнований.