Читать книгу - "Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Безбашенный"

даже незаметно принюхался к широколиственной траве, то наш испанский мент, как я заметил боковым зрением, больше интереса проявил к древесным листьям.

– Табак? – спросил я его по-русски, имея в виду траву.

– Да, это табак. А вот это – мне почему-то сильно кажется, что кока. Кокаин из неё делают…

– Я в курсе. Но не забывай, мы с тобой видим это впервые в жизни.

Повертев в руках образцы и того, и другого, с видом старательного, но тупого и безучастного запоминания, я перешёл с финикийского на турдетанский, на котором мы и общались с «досточтимым»:

– Трава от моли – это вот это? А это ведь листья от какого-то дерева?

– Да, от моли вот эта трава, а листья для… гм… ну, некоторых других целей. Но их у меня покупает тот же посредник, что и траву, и их дальнейший путь мне тоже будет весьма интересен.

– Мы подумаем над этим, досточтимый. Хайль Тарквинии! – я весело выбросил руку и прищёлкнул подошвами, отчего Васкес едва сдержал смех.

– А почему «хайль»? – не понял Арунтий. – Что это такое?

– Да это наши соседи германцы так своих вождей приветствуют, а мы иногда подражаем им просто ради шутки. Но позволь и мне спросить, досточтимый, и не сочти за дерзость – почему тебя приветствуют по-римски? Я думал, в твоём окружении римлян не очень-то любят.

– Это наше, расенское приветствие. Своего у римлян почти ничего и нет. Сейчас они обезьянничают у греков, а раньше обезьянничали у нас. Вот и этот приветственный жест у нас собезьянничали. Да, мы не любим римлян, но с какой стати мы будем дарить им своё приветствие полностью?

Увлёкшись, наш наниматель выдал нам небольшую лекцию на тему «Этрурия – колыбель Рима, Рим – могила Этрурии», к которой дышал, похоже, весьма неровно, что меня вполне устраивало, потому как требовалось несколько отвлечь его от деловой темы и вполне возможных связанных с ней нежелательных для нас подозрений. Сейчас, в самом начале нашей службы, спалиться для нас было бы катастрофой, так что мы ему внимали, кивали и поддакивали. Закончив и отпуская нас обустраиваться, Арунтий напомнил нам и о необходимости улучшить наш хромающий финикийский и поскорее учить греческий.

– Так ты точно уверен, что это были листья коки? – спросил я нашего испанца по-русски, когда мы уже шли по улице.

– Я ведь изучал наркотики и сырьё для их получения. Этому учат всех наших полицейских. Если это не кока, то что-то очень похожее на неё.

– Ну, если так – тебе виднее. Табак мы с тобой тоже опознали оба. И что у нас в результате получается?

– Получается, Макс, что нас с тобой обоих надо хоть прямо сейчас отправлять в психиатрическую клинику. Вы, русские, любите посмеяться над качеством образования в западных странах. Может быть, не стану с этим спорить. Да и я сам не был в школе таким уж круглым отличником. Я не помню, в каком году появился компас и даже в каком веке Испания стала христианской. Но то, что табак и кока родом из Америки, и что до сеньора Кристобаля Колона им в Старом Свете быть не полагается, знаю даже я!

– Ну, раз знаешь – ты не безнадёжен, – успокоил я его.

– Но откуда? И кто?

– Откуда – нам с тобой никто не скажет. А вот кто – мне сильно кажется, что мы с тобой его знаем.

– Я имею в виду перевозчиков – моряков, а не хозяев…

– Это я понял. Думаю, что это наш старый знакомый Акобал.

– Основания?

– Помнишь, когда мы сплавлялись на его судне вниз по реке из Кордубы? Меня всё время тянуло курить, и я постоянно дымил как паровоз.

– Да, было дело. Меня тоже тянуло сильнее обычного. Хочешь сказать, что на корабле перевозили табак, и он пропах им? Тогда почему не курили матросы?

– А у них нет привычки курить, и их запах табака не дразнит. Я – другое дело, заядлый курильщик как-никак. А ещё вспомни нашу самую первую встречу с Акобалом на берегу моря. Я тогда закурил трубку после еды, и он как-то уж очень заинтересованно разглядывал мою трубку, но старался не показать виду.

– Да, это я тоже заметил. Похоже, ты всё-таки прав, хоть это и представляется невероятным…

– А что тут невероятного? Викинги пересекли Северную Атлантику через три столетия после начала своего мореплавания. А финикийцы уже почти тысячелетие назад – девятьсот лет, если точнее – достигли Гибралтара. Хотя вот прикинь хрен к носу – где та Финикия, а где тот Гибралтар? И после этого за девять столетий Атлантику не пересечь?

– Ну, может быть, ты и прав. Но это же не приближает нас к ответу на вопрос нашего работодателя. Если бы табак и кокаин использовались в Средиземноморье широко – это было бы известно и не составляло бы тайны. А вот нелегальные поставки куда-то… гм… Я, конечно, полицейский, но я патрульный, а не из наркополиции. Без картотеки и агентурных данных я даже не представляю, как к этому подступиться. Не напрасно ли ты согласился заняться этим вопросом?

– Да не парься ты так! – осклабился я. – Я знаю, куда идут эти табак и наркота.

– Ты выбрал не самый удачный момент для шуток.

– Никаких шуток. В натуре знаю. В Египет.

– Откуда такие сведения?

– Откуда, откуда… Книги для этого желательно читать, а не только кроссворды в журналах с яркой обложкой разгадывать. В египетских мумиях обнаружены частицы табака, а в их волосах – следы никотина и кокаина. Открытие довольно скандальное, сам ведь понимаешь, поэтому широко не обнародуется, но и не секретится наглухо. После того, как я прочитал об этом в научно-популярной книжке, нашёл кучу подтверждений и в интернете. Наркоши эти египтяне самые натуральные!

– Ну, так уж прямо и наркоши?

– А кто они?

– Ну, тогда и мы с тобой тоже наркоши. Мы же тоже курим.

– Так ты ж не равняй никотин с кокаином.

– А почему бы и нет? Кокаин является сильным наркотиком только в высокой концентрации. Если выделить его из листьев коки в чистом виде – тогда да, но для этого нужен спирт или бензин, которых античный мир не знает, а в самих листьях его крепость – примерно как у чая или кофе. От жевания листьев коки или питья их отвара наркоманом не станешь.

– А от курения?

– Кокаин не курят. Он разлагается при нагреве. Курят крэк, а это уже серьёзная химическая переработка кокаина, для древних недоступная.

– Ну, тогда я рад за них