Читать книгу - "Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт"

— Да ладно тебе, Натан! — взревел Эндор, проносясь в обратном направлении. — У него и чувств-то никаких нет!

— Или все было наоборот? — спросил Иншабель.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Эйзенхорн.

— Ты послал ее за Гоблекой, — пожал плечами Натан. — Знал, что он выяснит, кто она такая. Семейные связи, наследие. Отец и дочь, давшие клятву верности старому ублюдку. Он не смог бы сопротивляться желанию убить ее и использовать как наживку. И выдал бы себя. Какой хитроумный способ заставить Горана Гоблеку из Когнитэ раскрыть свое местонахождение!

— Все было не так, — сказал Эйзенхорн.

— Нет, не так, папа! — закричала Тэйя.

— Он отдал ее медведю, — продолжил Натан, глядя старому инквизитору прямо в глаза. — Бросил в клетку, еще живую. Но, конечно, сначала он попробовал на ней антиген и смотрел, как она днями напролет вопит, переживая Терзание. Еще один провалившийся эксперимент. К медведям ее.

— Натан… — начал Эйзенхорн.

— Мой ребенок, Грегор, моя дочь. Ты использовал ее, чтобы потакать своей одержимости. Использовал и выбросил.

— Как и всех нас! — воскликнул Нейл, поднимая бокал.

Все присоединились к тосту и повторили слова наемника.

— Что же за человек так поступает с друзьями? — спросила Лорес Виббен, стоявшая на самом краю области, освещенной костром, и смотревшая в пламя.

— С друзьями — никто, Виббен, — сказал Мидас.

— У тебя ведь тоже была дочь.

— И я уверен, что она в любой момент может к нам присоединиться, — произнес Бетанкор, пригубив бокал. — Я прав, Грегор? Моя милая малышка Медея. Она ведь наверняка вскоре придет на вечеринку?

Эйзенхорн отвернулся от костра. Нестерпимый жар все еще жег его изнутри. Инквизитор ушел прочь от маленького лагеря в синеватый мрак ночной пустыни. Луна смотрела на него с небосвода. Из-за спины доносились смех и голоса.

— Грегор! — Тит Эндор бросился следом. — Грегор, куда же ты?

— Мне здесь не место.

— Не говори глупостей. Ты — главная причина, по которой все собрались, — заявил Эндор.

— Это все Терзание, — процедил Эйзенхорн. — Это глубинная скверна антигена вгрызается в мой разум. Бред. Коллапсирующие воспоминания. Разложение психики. Уничтожение воли.

— Эй, у нас у всех бывают плохие дни… — протянул Эндор. — Это не твоя вина, просто так сложились обстоятельства.

— Тит?

— Да, Грегор?

— Старик Хапшант…

— А что он? Да упокоит Трон его кости, — сказал Эндор и глотнул из бутылки джойлика, которую взял с собой.

— Почему он выбрал именно нас на роль дознавателей тогда, много лет назад?

— Потому что мы были самыми лучшими! — Эндор, дурачась, воздел руки и несколько раз проскакал вокруг Эйзенхорна.

— Тит, я серьезно.

— Он в нас что-то увидел, — пожал плечами Эндор.

— Ты знаешь, как он умер. Трон, уж ты-то слишком хорошо это знаешь. Мозговые черви разрушили его мозг. Его способность к суждению. Когнитивные функции. После смерти Хапшанта врачи сказали, что невозможно оценить, как долго паразиты обитали в его голове. Возможно, много лет, постепенно разрушая умственные способности. Он провел на службе намного дольше, чем следовало. Еще много лет после того, как ордосы должны были потребовать у него заявление об отставке.

— Что ты хочешь сказать? Что нас привлек к службе безумец?

— А если и так?

— Я думаю, что проверка при приеме на службу в ордо это бы выявила, — заметил Эндор.

— Но он действительно увидел в нас что-то, — продолжил Эйзенхорн. — В своем безумии, задолго до того, как проявились первые внешние признаки… когда его мозг еще не до конца умер.

— Да? И что же он такого углядел?

— Искру того, на что он охотился всю свою жизнь. Что-то похожее на Архиврага, с которым он сражался так давно и так рьяно, что больше не мог отличить свет от тьмы.

Эндор нахмурился:

— Я тебе не еретик, засранец!

— Нет, — покачал головой Эйзенхорн. — В худшем случае ты — гедонист, который никогда не воспринимал ничего всерьез. Тебе нравились власть, которую дает розетта, сила, возможности. А потом, конечно, тебя охватило твое собственное безумие.

Инквизитор посмотрел на оскорбленного товарища. В глазах Эндора все так же корчились черви.

— А кто же тогда ты? — ледяным тоном спросил Тит.

— Полагаю, это мне как раз и нужно понять, — сказал Эйзенхорн. — Сначала я думал, что мне пытаются промыть мозги, но это не так. У антигена Терзания нет какой-то конкретной задачи. Она просто разбирает человека на базовые составляющие, чтобы он мог увидеть себя со стороны. Именно так болезнь ломает его волю.

— Знаешь, ты говоришь несколько невнятно…

— Тит, я горю. Но ты этого не видишь. Хотя, может, и видишь, с такими-то глазами. Я корчусь от боли. Все мое тело горит с головы до ног, вплоть до самых костей. Боль такая сильная, что сейчас я ее уже почти не чувствую.

— Выпей, — предложил Эндор.

— Нет, спасибо, — отказался Эйзенхорн. — Тит, я всегда гнался за правдой. Всю свою жизнь. И теперь я думаю, что, вероятно, нашел ее. И она меня пугает. Возможность увидеть того, кто я есть. И кем всегда был. Гоблека и все другие Когнитэ — глупцы. Они хотят разрушений и страданий. Хотят уничтожать. Они просто хотели сделать мне больно. Но, боюсь, в их философии есть зерно истины. Гоблека сам все мне показал. Больше, чем сам понимал. Он попытался найти что-то такое, что меня сломит, но понятия не имел, что ждет его внутри.

— И что же это?

— Человек, такой же, как он, — ответил Эйзенхорн. — Нет, не так. Некто больший, чем он. Горан Гоблека — просто наемный убийца с амбициями, превосходящими его способности. Он нашел кого-то наподобие тех людей, которым служит. Лилеан Чейс. Короля-в-желтом.

Эйзенхорн посмотрел на Эндора:

— Как думаешь, может «желтый» означать «огонь»? Человека, который горит с головы до пят? Охваченного пламенем? Символическое имя для кого-то, кто сгорел и преобразился? Когда все, что этот человек думал о себе, превратилось в пепел, и осталась только истинная сущность.

— Грегор, по секрету скажу, что понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь.

Эйзенхорн разочарованно взглянул на товарища. Он попытался объяснить все простыми словами, но не смог ничего сказать. С губ слетали только сдавленные фрагменты не-слов. Эндор какое-то время удивленно разглядывал инквизитора, а потом его веки медленно опустились, и из глаз, извиваясь, поползли по щекам мелкие черви. Он замер, не шевелясь, там, где стоял.

Стрекот насекомых превратился в оглушительный шум, резкий и пронзительный, размеренные щелчки отбивали такт, будто механизм часов отмерял секунды.