Читать книгу - "Беглец - Андрей Никонов"

Митя стоял там же, где и сговорились — в тамбуре седьмого вагона, и курил. При виде Лукина он недовольно нахмурился.

— Чего так долго?

— Обстоятельства, — Боря развёл руками, стараясь унять внезапно возникшую дрожь, и сбивчиво, путаясь в словах, рассказал Мите, что случилось.

Тот выслушал спокойно, даже взгляд как-то потеплел.

— Точно мёртв?

— Мертвее некуда, — заверил его Лукин, — там столько кровищи вылилось, ух.

— Ладно, всё равно до утра никто не хватится. А тебе скрыться надо, вдруг кто видел. Вещи свои взял?

— Да какие там, портфель только пустой, оставлю здесь. Попутчик у меня подозрительный, раньше времени чтобы не взволновался.

— Оставь, — согласился Митя и посмотрел на часы, — скоро станция, там сойдёшь. Раз ничего не нашёл, больше пятидесяти червонцев не дам. И всё, не спорь! В Ишиме стоянка двадцать минут, у меня там человечек есть свой на вокзале, я тебя ему передам, он обратный билет устроит. Заплатишь сверху червонец, больше не давай. Но смотри, что сделал — молчок, ни одна душа живая узнать не должна. Ясно?

— Конечно, — кивнул Лукин, он слегка обиделся, что даже половины обещанных денег не получит, но потом подумал, что Крутов, так сказать, сам за свою смерть расплатился. — А документы?

— До утра пролежит твой Крутов, никто его не хватится, так что я сам ещё раз всё осмотрю.

Десять минут они стояли молча, Митя курил, а Лукин думал, куда ему податься. В Омске оставались нерешённые дела, но они могли подождать, а то и вовсе обойтись. Заехать на день, вытащить из схрона припрятанные ценности, и на юг — там его ищи свищи, Харьков или Одесса, а лучше Киев, в большом городе затеряться легче. За маленьким окошком появились огни станции, а потом длинный одноэтажный вокзал оранжевого кирпича с башенками.

— Выходим, — распорядился Митя, — на улице холодно, я быстро с тобой пробегусь, дальше сам.

— Да, да, — часто закивал Лукин.

Заскрипели тормоза, паровоз дал гудок, и платформа замедлилась. Не дожидаясь, когда появится проводник, Митя распахнул дверь, выпрыгнул на надвинувшийся перрон, за ним, чуть не упав, последовал Лукин. Поезд продолжал двигаться, замедляя ход. Эта часть перрона не освещалась, последний вагон останавливался метрах в пятидесяти от того места, где они выпрыгнули.

— Видишь сторожку? — Митя показал рукой на крохотный домик с тускло освещённым окном, — там Савельев. Запомнил?

— Да, Савельев, — Лукин снова с готовностью кивнул, и тут почувствовал, как в тело между рёбрами, чуть ниже сердца, входит что-то острое и холодное.

Он хотел закричать, только воздух почему-то не желал выходить из лёгких, Митя схватил за волосы, и не давая вырваться, зашёл сзади, полоснул по горлу, а когда Лукин перестал дёргаться и обмяк, аккуратно опустил тело на заиндевевшие доски.

— Всё приходится делать самому, — сплюнул, спрыгнул на пути и зашагал к поезду, обходя его слева.

Сергей к отсутствию попутчика отнёсся спокойно. Тот весь день старался не попадаться на глаза, видимо, злился за свой проигрыш. Может быть, планы мести вынашивал, так что Травин готовился провести полусонные несколько часов до Омска, где Лукин должен был сойти. То, что шулер до сих пор в поезде, подтверждал его портфель, лежащий на верхней полке под подушкой. Однако сам попутчик, похоже, обходил собственное купе стороной. Только зашёл ненадолго, когда Травин ходил ужинать, и не дожидаясь возвращения Сергея, снова исчез.

— Обдирает, небось, других бедняг, — хмыкнул молодой человек, усаживаясь в кресло.

Полный желудок приятно согревал тело, проводник принёс чай, в который раз удивился, что пассажир не пьянствует, не то что остальные, и напомнил о том, что после Омска Травин снова окажется в купе один. Скорее всего, до самой Читы. Пейзаж за окном сливался в сплошное тёмное пятно, изредка прерываемое скупыми огоньками, от Ишима до ближайшей станции, Мангута, предстояло ехать почти два часа. Сергей достал последний лист из тех, что получил в Москве, аккуратно, слово за слово, вписал его содержание в книгу красным грифелем. Тот, кто решился бы прочитать перевод Хэммета в изложении Травина, был бы удивлён — как странно переводятся некоторые английские слова. Наконец, послание, которое Сергей должен был передать сотруднику ИНО, полностью переместилось на страницы романа, Травин скомкал лист бумаги и сжёг в пепельнице.

На этом чтение книжки можно было бы закончить, но молодой человек не остановился, и провозился с иностранным текстом до половины первого ночи, помечая нужные слова точками и ещё раз проверив, не стёрлись ли предыдущие отметки. За это время поезд успел остановиться в Мангуте, заправиться водой, и добраться до города Сибирский посад, большого по местным меркам поселения с тремя тысячами жителей, электрическим освещением и водонапорной башней. До Омска оставалось всего три часа пути, а сосед так и не появился. Равно как и желание спать.

Вагон-салон, несмотря на позднее время, был почти полон. Официант бегал от диванов к столикам и креслам, разнося напитки, полная чернокожая женщина перебирала клавиши пианино фабрики Беккер. Её лицо Травин раньше видел на афишах — женщину звали Коретти Арле-Тиц, и она жила в Ленинграде.

— You do something to me, something that simply mystifies me, — негритянка запела негромко, но отчётливо, почему-то, как показалось Сергею, глядя прямо на него.

— Решил развлечься? — послышался знакомый голос/

Варя сидела неподалёку от входа, рядом с ней в кресле устроился смуглый мужчина лет сорока, с круглыми очками в золотой оправе, с усами и пышными бровями. На Травина азиат смотрел доброжелательно. Ещё одно кресло стояло свободным, Сергей в него уселся, достал папиросы, закурил.

— Удзяку Акита, — представила Варя своего спутника, — знаменитый писатель из Токио, пишет о жизни в СССР. И про тебя может написать.

— Да, — закивал японец, одалживая у Сергея папиросу, — очень интересно.

На японца Акита похож не был, скорее на жителя Средней Азии, по-русски говорил с явным акцентом, но уверенно. За полтора года он проехал страну Советов от Владивостока до Ленинграда, и теперь возвращался обратно. Об увиденном Акита не мог говорить без волнения, размахивая папиросой так, что пепел летел во все стороны. Японца восхищало всё — и новые стройки, словно грибы, выросшие по всей стране, и школы, и театры, и соревнования, а главное, народный энтузиазм. Почти все, с кем он встречался, прямо-таки горели желанием изменить что-то