Читать книгу - "Доброволец - Владимир Максимович Ераносян"

«Чем вы лучше нас?! Вы живете за наш счет! Мы буфер между Европой и Империей! Мы боевое крыло истинной веры. Ее меч. За ваши деньги мы сделаем наше шоу! Вы хотите наблюдать за нашей революцией в тапочках, как в отеле, в тепле и комфорте, с чипсами и попкорном, словно это кино! А ведь мы воюем за это ваше благополучие! И вы обязаны за это заплатить! Итак… Православные будут в этот памятный день праздновать Покров Пресвятой Богородицы. Но это их праздник. Не наш! В их храмах будут праздничные литургии, тысячи людей. Именно в такой день надо показать свою силу… И тогда спонсоры поймут, что мы и только мы единственная реальная власть в Украине. Что мы боевой авангард, нацеленный на Москву. Но способный повернуть и на слабовольную Варшаву! Вы заплатите!!! Как и москали…»

Преподобный улыбнулся, представляя большой переполох. Монстр с идеологией — самый страшный из зверей. Фанатику есть чем себя оправдать.

Глава 10

Поселок

Он не был ничем примечателен, этот серый, забытый Богом поселок на севере Донецкой области. Но именно в этом подобии города с населением не более пятнадцати тысяч, раскинувшемся километра на полтора вдоль трассы, ведущей в пригород Донецка, Горловку, развернулись события, кардинально изменившие мою жизнь. Поэтому я остановлюсь на городишке поподробнее.

Сперва я оценил ситуацию как военный. Населенный пункт с военной точки зрения, безусловно, представлял интерес как плацдарм для ударной группировки. Чтобы понять это, не требовалось быть гениальным тактиком. Было очевидно, что здесь затевалась либо крупная провокация, либо реальный прорыв. К окруженным нашими южнее регулярным частям «укропов». Если бы дислоцирующаяся здесь украинская группировка, разрастающаяся на глазах, решила наступать отсюда, то лучше форпоста с естественными барьерами в виде довольно обширного леса и речки, огибающей окраины, было не сыскать. Активная перегруппировка войск не сулила ничего хорошего. Все въезды и выезды из городка наглухо перекрыли.

Единственной головной болью для укров являлась двухколейная дорога, на которой до сих пор стояли спаленный огнеметом танк Т-84 и раскуроченный минами БТР. Трасса была как на ладони и одинаково хорошо просматривалась с любого мало-мальски высокого здания. Даже из окна поликлиники, где я, как вызволенный из плена герой, а не как ополченец с позывным «Крым», проходил ускоренную недельную реабилитацию, чтобы как можно быстрее встать в строй.

Меня, как раненого, не донимали расспросами шныряющие везде агенты «национальной беспеки». Им то ли было не до меня, то ли я не вызывал пока особых подозрений. Ведь я пострадал в «плену» не меньше, а может быть, больше других освобожденных. Здесь меня быстро подлатали. Советская медицинская школа делает чудеса. Сломанное ребро еще побаливало, но уже срасталось. Голова уже не трещала… По крайней мере, я уже мог ею кушать и соображать, хоть и симулировал контузию.

Видимо, поэтому меня очень скоро выписали, поставили на довольствие в батальон из Днепропетровска, дали койко-место в здании местной школы-гимназии, намекнув, что мне очень повезло, так как это подразделение не то чтобы элитное, но получает жалованье регулярно и харчуется по первому разряду. Конечно же благодаря благодетелю олигарху Каломойцу. Пообещали восстановить документы после короткой проверки, ну, и временно определили на «вечную вахту на камбузе», или, как говорят «сапоги» — в наряд на полевую кухню. Чистить картошку, мыть посуду и помогать их коку, по-«сапожиному» — повару. Из оружия мне выдали пока только кухонный нож. Кухню расположили прямо в школьной столовой.

Повар по имени Тарас был знатный, из Ровно, с кулинарным образованием. Его красная ряха напоминала разрезанный арбуз. А оспины на морде — семечки из этого арбуза. Так, видимо, выглядят профессионалы, кудесники рецептов. Гурманов в батальоне было мало, но скоро по всем подразделениям распространился слух, что лучшая жратва у «школьников», то есть у нас. Я опрометчиво говорю — у нас, так как временно забылся. Ведь главной моей мыслью был побег из этого чертова поселка, план которого пока еще не выработался в моей голове.

Мешало сосредоточиться одно опасение. Не дай бог меня бы сфотографировали в этой гнусной форме, запечатлели бы во всей красе, так сказать. Тогда не миновала бы меня в Донецке участь перебежчика-дезертира, трибунал, а может и расстрел, если б не поверили в мою историю. Я не исключал, что меня уже оговорили… Я анализировал все возможности и понимал, что лучше бежать ночью. Но в какую сторону?! Советоваться было не с кем. Со мной здесь искренне подружились только голодные собаки и бродячие коты, и то не безвозмездно. Я их подкармливал. Хотя они-то точно знали безопасные тропинки. Знали, но молчали, как харьковские партизаны, которые до сих пор не взорвали завод по производству танков и бэтээров в Харькове…

Участок трассы, который еще месяц назад с завидной периодичностью, напоминающей смену дня и ночи, переходил из рук в руки от украинских силовиков к ополчению и наоборот, вклинивался прямо в центр города на небольшом перекрестке с круговым движением. Ныне, после заключения в Минске «ожесточенного перемирия», блокпосты на выезде контролировали подразделения трех батальонов нацгвардии. Он теперь был утыкан блокпостами с мешками, ежами и шлагбаумами в несколько эшелонов обороны.

В небе постоянно летали «дроны». На вертушках Ми-8 в новый укрепрайон перебрасывалось свежее подкрепление из пехоты. На рубежах линии фронта рылись траншеи и маскировались артбатареи. Мимо школы бесперебойно шли колонны ЗИЛов с реактивными системами залпового огня «Ураган» и «Уралов» с «Градами». Прямо по центру городка мимо бюста еще не снесенного лидера мирового пролетариата тягачи везли гаубицы; танки и самоходные артиллерийские установки «саушки-дальнобойки» давили гусеницами асфальт, а у лесных просек расставлялись засады с пулеметами «Утес» для встречи неуловимых ДРГ — диверсионно-разведывательных групп ополченцев, в переводе на язык «свидомых патриотов», террористов.

На площади перед городской администрацией, или поселковым советом, название органа управления по сути — лишь вопрос тщеславия местных, народ задабривали хлебом и мукой. Очередь выстраивалась как в мавзолей. Грузовик с буханками и «радостных и благодарных жителей» снимало телевидение. Работяги и их жены с авоськами отворачивались, но корреспонденты все равно нашли пару олухов, которые сказали нужные слова.

Основанный в конце девятнадцатого века шахтерами у не самого большого рудника не самых знаменитых угольных копий, городок уже привык к перемене власти. Словно на дворе был 1919 год. Шевроны ополченцев и их георгиевские ленточки теперь сменились нашивками с тризубами и национальной символикой Незалежной. На администрации развевался государственный флаг, а красное знамя с диагональным перекрестьем, что давече вывесили «сепаратисты Новороссии», показательно порвали и сожгли вместе с томиками