Читать книгу - "Изумрудный Армавир - Александр Нерей"

«Так вот, как всё было. А я-то балбес, мальчишки от девчонки не смог отличить».

— Как он? Узнал, что он от самой… — снова спросила Талантия у Шурки.

— Нет. Рано ещё. Да и зачем ему? А Головастика принесли? Глянуть на него можно?

— Можно. В медпункте его Амвросия с сёстрами реанимируют. Уже, наверно, закончили. Мяукает, как котёнок. Смешной такой. Как Пупсик, — рассказала Талантия.

— Этот Пупсик Амазодию оцарапал в самое сердце.

— Кусакой обозвал. Меняй, говорит, свою фамилию на Забияку или Кусаку. Мы с девчонками чуть с орбит не тронулись. Так в жизни не смеялись!

«Неужели, я на такое способен? — не поверил я Талантии и её разведчице Шурке. — Чего я там… Вернее, он там без меня натворил?»

И здесь пошло-поехало. Чуть ли не подробнейший доклад о подвигах Геракла Головастика-XII в мирах второго круга. Кадры, сцены, реплики, пейзажи, лица… Всё проходило перед моими… А глаз-то у меня нет. Перед моей памятью. Даже детство и отрочество самой Кармалии с косичками. Оно, интересно, откуда в моей душе? Талантия подбросила? Сама Кармалия? Детство её детей. Первый круг, второй, третий… Особенно понравились слова её мамы Светлидии: «Чем больше ты сейчас ненавидишь мальчишек, тем сильнее будешь любить своего мужа».

«Как же всё устроено? — задался я вопросом и позабыл, что должен контролировать обмен памятью между душой и мной, её фиброй. — Меня, считай, и нет вовсе. И вот он я. Кладезь воспоминаний. Всего-то шесть осколков от одной-единственной фибры, а сколько уже знаю.

Может, мне всё это только кажется? На самом деле всё не так? Всё по-другому?»

— Всё по-другому, — решил я про себя. — Всё не такое, каким вижу. Каким знаю. Каким был.

— Никто и не спорит, — донёсся до меня голос мира, который недавно требовал, чтобы глазел и запоминал. — Почему пропустил то, что на тебе прочитал Добрый Правдолюб?

— СК-АР. И больше ничего, — ответил я миру-невидимке.

— Шутишь? «С Кармалии». Вот, что Правдолюб выкрикнуть успел, а не прочитал. Ты её родная фибра. И ты почти десяток лет служил Александру. Она тебя ему передала, когда знак особый увидела.

— А вы почём знаете?.. Вы где? Я вас спрашиваю, — позвал я болтливый мир.

* * *

— Здесь мы, — отозвалась Кармалия. — Обменялся? Памятью поделился?

— Чем сильнее ненавидишь мальчишек, тем больше любишь девчонок, — нарочно переиначил я слова мировой бабушки Светлидии.

— Значит, обменялся. Хотя, там совсем не так звучало, — сказала Кармалия и начала командовать. — Готовьте лучики. Сейчас начнётся самое интересное.

Мы подняли своё оружие и замерли там, где стояли, ожидая следующей команды. Кармалия взмахнула своей лозой, и из души вылетело колечко из шести фибр с божьей искрой посредине. Первые семь фибр. Они закружились сначала по часовой стрелке, потом против неё, а потом замерли.

«Интересно, чьи там? Мамы, папы, бабули, бабушки Наташи, деда Григория Федотовича, а вот другой дедушка на фронте сгинул. Чья же ещё одна?» — задумался я, но потом одёрнул себя и собрался с мыслями.

Искра в центре семёрки фибр сверкала недолго, и почти сразу выскочила, оставив шесть фибр в одиночестве. Никто и бровью не повёл, а я перепугался до беспамятства.

Но искра далеко улетать не стала, а зависла недалеко от бублика из шести фибр, или колёсика из новорожденных фибр.

— Теперь наша очередь, — призвала всех Кармалия. — Делаем то, что должны. То, что все хотели. Начинает Ёжик. За ним Правда. Потом я. А дальше по старшинству.

Я заморгал, давая понять, что не знаю, как начинать, и что, собственно, начинать, но что-то во мне очнулось, и я со всего маху запустил свой лучик-молнию в мерцавшую искру. Причём, запустил широким кончиком вперёд.

Мой лучик долетел до самой искры и замер, не достигнув цели совсем чуть-чуть. Остановился над искрой остриём вверх, а широким кончиком вниз.

Следом за моим полетел луч Правды и остановился остриём вниз, а широким кончиком вверх, снизу от искры. Лучик Кармалии замер слева, Скефия справа. И пошло-поехало. Миры запускали свои звёздные лучи, и те замирали, заняв каждый своё место.

Когда стрельба закончилась, вокруг искры образовалась корона из сверкавших лучей. Лучики моргнули раз, другой, и слились в единое целое с искрой. Получилась огромная искра-звезда. Или огромная, сверкавшая лучами, фибра. Но и на этом чудеса не закончились.

Наша фибра-искра начала подниматься вверх в синее-синее небо с белыми облаками. Словно маленькое солнце она удалялась и удалялась, и мы не сразу заметили другую, такую же, но менее сверкавшую искру, летевшую навстречу. Потом наша фибра с искрой замерла. Нет. Совсем не замерла. Искра продолжила свой полёт вверх, а её корона из лучей остановилась. Старая и новая искры разминулись, поморгав друг дружке, и продолжили свой полёт.

Старая «Изначальная» фибра так и улетела в синюю даль, а новая, с новой божьей искрой, надела корону из наших лучиков и засверкала так, что мне стало больно смотреть. Ярче солнца! Ярче тысячи солнц! А может, я захотел, чтобы она так ярко засверкала?..

Нет. Точно засверкала.

Когда новая искра приблизилась к колечку из шести новорожденных фибр, она уменьшилась в размерах, притушила свечение и устроилась на своё место в центре. Как будто всегда там была.

— Начинается. Готовьте Головастика, — отдала новую команду Кармалия.

Амвросия поднесла и положила Александра рядом со спавшей душой и отошла в сторону. Я откуда-то точно знал имя этого женского мира. Да… я всех теперь знал поимённо! И то, что разбитоколенная оказалась Кристалией. И Талантию. И всех братьев-миров, присутствовавших здесь и сейчас. А их прибавилось. Сначала было только шестеро из первого круга, а теперь стояло не меньше двух десятков.

Семёрка фибр покружилась-повертелась, будто привыкая друг к дружке, а потом влетела в мою душу. Крепко так влетела. Со звуком.

«Не пробила бы насквозь», — подумал я, но вспомнил, что после вылета этой семёрки со старой искрой, душа так и осталась объёмной, а не сдулась, как я опасался.

Душа неожиданно встрепенулась, пошевелила руками, ногами, а потом встала во весь трёхэтажный рост.

— Проснулась? — спросила её Кармалия, но душа ничего не ответила.

Она еще подвигалась, поприседала, а потом на её груди появился целый калейдоскоп из портретов Александра Головастика. На