Читать книгу - "Погибель королей - Дженн Лайонс"

– К пятнадцати годам ты уже ослеп, – буркнул Кирин.

– Что ты сказал? – Сурдье крепче сжал свою трость. – Проклятье! Парень, однажды тебя сцапают Сторожа, и тогда тебе конец. Если повезет, они отрубят тебе руку, а если нет – продадут в рабство. Я не смогу вечно тебя оберегать.

– Оберегать? – фыркнул Кирин. – Папа, я люблю тебя, ты же знаешь, но ты просто не можешь меня оберегать. – Снова зашуршала ткань: Кирин брал набедренную повязку, аголе, плащ-салли и сандалии.

– Ты не знаешь, как я тебя защищаю. Ты даже не представляешь, – Сурдье покачал головой.

Его сын направился к двери.

– Нам ведь нужно куда-то идти, так?

Сурдье столько хотел сказать мальчику, но слова либо уже сказаны, либо их вообще нельзя произносить. Кроме того, он и не надеялся, что сын его послушает. В последнее время Кирина могла убедить только Ола – только потому, что говорила лишь то, что он хотел услышать. Сурдье надоело быть единственным человеком, который говорит то, что мальчику нужно услышать. Он устал от споров, устал быть голосом совести среди этого океана пороков.

Полгода. Еще полгода, и Кирину исполнится шестнадцать. Тогда все закончится, и Сурдье узнает, насколько хорошо он его воспитал.

Тогда об этом узнает вся империя^[26].

– Шевелись, сын. Нам нельзя опаздывать.

Сурдье ткнул сына тростью в грудь:

– Не спи!

Кирин, запинаясь, выдавил из себя куплет. Толпа в главном зале неодобрительно загудела, хотя зрителей стало меньше, как только они поняли, что сейчас идет репетиция.

Да и вообще ценителей искусства среди клиентов было мало.

– Давай сначала, – сказал Сурдье. – Прошу прощения, госпожа Морея. Можно подумать, что мой сын ни разу не видел красивую девушку.

– Папа!

Сурдье, хоть и был слеп, прекрасно понимал, что его сын покраснел и что виной тому Морея – самая новая танцовщица в клубе «Разорванная вуаль» и самая новая рабыня Олы. Морея останется рабыней до тех пор, пока не заработает достаточно металла, чтобы выкупиться из рабства. Чтобы заслужить свободу, ей придется быть и превосходной танцовщицей, и успешной шлюхой.

Сурдье мало заботила судьба Мореи, но, судя по поведению Кирина, она была прекрасна, словно богиня. По крайней мере, обычно его сын не выставлял себя таким дурачком перед девушками.

Морея взяла лежавшее на краю сцены полотенце и вытерла лицо.

– Мы уже два раза повторили. Еще один раз, а потом перерыв?

– Я не против, госпожа Морея, – ответил Сурдье, снова устанавливая между ног свою арфу. – Если кое-какие проклятые мальчишки не будут пялиться куда не надо и думать, о чем не надо, а не о работе.

Ответа Кирина он не услышал, но мог легко себе его вообразить.

– Не хмурься, – сказал Сурдье и снова ткнул Кирина между ребер.

– Как… – Кирин покачал головой, сжал зубы и сквозь силу улыбнулся.

Сурдье снова заиграл танец. Морея попросила его сыграть «Маэванос». Если Морея прибыла из богатого дома, то «Маэванос», скорее всего, был наилучшим вариантом. У нее просто еще не было времени выучить что-то более «остренькое».

Сюжет «Маэваноса» был довольно прост. Одну молодую женщину продал в рабство ее муж, который заглядывался на ее младшую сестру. Работорговец, купивший ее, дурно с ней обращался, но потом ее купил аристократ из Верхнего круга.

Аристократ влюбился в нее, но произошла трагедия: его убили люди из враждебного ему дома. Верная рабыня покончила с собой, чтобы вновь встретиться со своим повелителем за Второй завесой. Ее преданность растрогала богиню смерти Таэну, и она разрешила паре вернуться в мир живых, а вместо них забрала к себе мужа-распутника. Аристократ отпустил девушку на волю, женился на ней, и все, кто этого достоин, после этого жили долго и счастливо^[27].

Хотя «Маэванос» должна была танцевать женщина, песню исполнял мужчина, ведь историю рассказывала не сама героиня, а мужчины, которых она встретила. Сцены с участием лорда и работорговца были пикантными, именно поэтому Морея и предложила их в качестве компромисса.

Сурдье ненавидел этот танец ровно по тем причинам, по которым он, вероятно, будет пользоваться успехом в борделе. Однако в данном вопросе окончательное решение принадлежало не музыканту.

Когда танец начался, число зрителей увеличилось; в клуб стали стекаться первые вечерние клиенты. Последний поклон Мореи публика встретила радостными воплями и аплодисментами. Кирин умолк. Сурдье чуть прижал примотанные к пальцам «когти» к двойным струнам своей арфы, и с них сорвалось эхо последних нот.

Сурдье почувствовал запах пота Мореи, услышал стук бус, когда она перекинула свои волосы за спину. Не обращая внимания на свист и улюлюканье, она подошла к стулу, на котором он сидел.

– Что ты здесь делаешь? – спросила его Морея.

Сурдье повернул голову в ее сторону.

– Репетирую, госпожа Морея.

– Ты восхитителен, – сказала она. – В каждом борделе Бархатного города такие же талантливые музыканты? Ты лучше всех, кто когда-либо играл для моего прежнего хозяина. Сколько тебе платит мадам Ола?

– По-вашему, мой отец настолько хорош? – Кирин подошел так тихо, что даже Сурдье этого не услышал.

Сурдье подавил в себе желание проклясть богов. Ему совсем не хотелось, чтобы Кирин стал задаваться вопросом, почему Сурдье играет в Бархатном городе, когда мог бы выступать перед королевскими особами.

– Привет, красотка. Брось этих слуг, – донесся чей-то грубый голос. – Я хочу провести время с тобой.

Сурдье услышал тяжелые шаги; к ним приближался какой-то большой человек.

Морея глубоко вдохнула и сделала шаг назад.

– Разве ты не видишь, что она устала? Оставь ее в покое. – Возможно, Кирину удалось бы запугать мужчину, будь он на несколько лет постарше и значительно тяжелее, однако сейчас его самого можно было легко принять за бархатного мальчика. Сурдье сомневался, что клиент вообще обратил внимание на его сына.