Читать книгу - ""Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев"

лишь бы куда прислониться. Порой, чтобы закончить работу, их приходилось расталкивать одного за другим.

В Кельцах заметно окрепла Митина нелюбовь к интендантскому племени — полдня он ругался со складскими, поскольку сопроводительные бумаги в полку выписали “не так” и пришлось тащиться в штаб корпуса за разрешением. И кого он там встретил? Надутого подполковника из Болгарии, который откровенно обрадовался возможности отыграться за свое унижение под Одрином и начал Митю иезуитски мурыжить.

Закончилось все, когда Митя непроизвольно поправил кобуру — подполковник сперва побелел, потом налился дурной кровью и только собрался заорать, как на сцене появилось новое действующее лицо:

— Митя! Дмитрий Михайлович! Прапорщик Скамов!

В дверях стоял генерал-майор Болдырев.

— Я здесь по квартирмейстерской части, — рассказывал он после нагоняя подполковнику, — а Егор севернее, батальоном командует, строевой ценз зарабатывает. Ну и ордена, как водится. Ты сам-то как?

— Да как все, Лавр Максимович. Первый порыв прошел, рутина, труды и лишения. И у всех одна надежда — вот разобьем немца и тогда!

— Да, заметно. Все утомлены, а смену частей для отдыха до сих пор толком не наладили. Да, кстати, ты же автомобиль водить умеешь?

— Конечно, АМО, и легковую, и грузовик.

— Тогда, если тебе интересно, сходи в строевой отдел, там записывают желающих в автобронеотряд. Все повеселей, чем в окопах сидеть. И вот еще что, болгарский орден лучше не носи.

— Почему?

— Болгария вчера вступила в войну на стороне центральных держав.

Вот и весь разговор, встретились на бегу, попрощались и снова за дела. Записался кандидатом в автоотряд и вперед, на явку.

Аптека “На Краковской” стояла, как и полагалось, на Краковской и остро пахла лекарствами. Митя улыбнулся, увидев среди рекламных плакатов “Алка-Зельцер — патентованное средство от похмелья!”

— Что будет угодно пану офицеру? — в точности подходивший под описание аптекарь вежливо наклонил голову.

— У вас продается австрийский шкаф? — сразу бухнул Митя, а в голове мельком пронеслось “Господи, кто только придумывает такие дурацкие пароли?”

— Шкаф продан, — с достоинством сообщил фармацевт, — остались только железная кровать и тумбочка.

Отзыв сошелся, четырехзначные цифры у обоих дали нужную сумму, и Митю нагрузили несколькими тючками газет. Разных, снаружи совсем благонамеренных, внутрь засунули нежелательную в окопах “Правду” и запрещенные к печати речи думцев, а еще глубже откровенную нелегальщину, только для своих.

На почте поверх газет накидали посылок, все больше с теплыми вещами, сани со всем богатством увязали, подоткнули и тронулись обратно в полк, под мысли о сволочном интендантстве.

Ну как так, морозы начались еще в ноябре, а солдаты в шинелях и все. Ни рукавиц, ни теплых поддевок, ни даже байковых портянок, тюки с которыми Митя видел на складе. Неужели никто не догадался, что после осени непременно наступит зима? Свинство, настоящее свинство. В передовых линиях мучение — окопы мелкие, двигаться для сугреву нельзя, подстрелят. А спать на холоде даже с ужасной усталости невозможно, разве что забыться на минуту-другую. Офицеры, кто поразумнее, сквозь пальцы смотрели на многочисленные нарушения формы одежды и появление на солдатах валенок, меховых жилетов, вязаных варежек и шарфов. Но все равно, бедолаги, не имевшие таких вещей, то и дело попадали в лазареты с обморожениями.

В полку Митя вызвал еще двоих унтеров, передал им предназначенное для саперов и не предназначенное для офицеров. Унтера в команде подобрались призванные из артелей, их передали Мите на связь при первом же контакте полгода назад. Один эсдек, второй состоял в партии социалистов-революционеров, а третий, так сказать, сочувствующий, и уже сегодня “Правда” и листовки разойдутся по ротам, будут зачитаны до дыр, а потом скурены, для конспирации.

Офицеры тоже порадовались газетам и речам, и с радостным гулом кинулись обсуждать последние новости.

— Болгария, господа! Как там ваш орден, Дмитрий Михайлович? А, ловко, ловко, вовремя сообразили!

— Прислали три бутылки коньяка, шустовского. Прошу ко мне на партию в железку.

— Брата убили. В деле под Коломыей.

— Бросьте, капитан, все там будем.

— Нет, сегодня я пас.

— Большие потери у австрийцев! Если так дальше пойдет, весну встретим в Будапеште!

— Если не перемерзнем до того времени.

— Ну, к чему этот пессимизм! Пойдемте лучше, покажу, что добыл на последней вылазке.

Митя ушел к себе, дежурно удивляясь, что никто из офицеров не выписал книг, не сел изучать местность. Все либо либо резались в карты, либо пили.

Осенью в одном из захваченных городков нашелся богатый винный подвал с уймой наливок и ликеров, так три или четыре дня подряд все офицеры пьянствовали. Хорошо хоть полк оставили в резерве, а то бы навоевали…

Но что выпивка, когда поручики, капитаны и полковники хвастались откровенным мародерством.

Первенство держали, безусловно, казаки. Митю просто поражала их страсть к разгрому — при наступлении на австрийцев полк несколько раз следовал за казачьими частями, и в каждом городке или усадьбе видел одно и то же: выломанные двери, разбитые стекла и зеркала, пропоротые пиками и шашками диваны и кресла. Зачем? И как в этих людях совмещается храбрость, воинская сноровка и бессмысленная порча всего, что нельзя унести с собою?

Впрочем, присвоить чужое горазды были все, без исключений, разве что именовали грабеж более приличным словом “очистка”. Некоторые солдаты, не имея возможности отослать нахапанное, месяцами таскали в вещмешках портьеры или подсвечники.

А офицеры, кто мог — отправляли в тыл повозку за повозкой, порой и сами уезжали сопровождать “ценный груз” и всеми силами старались зацепиться там, в тылу, на любой, самой завалящей должности, лишь бы подальше от фронта.

— Дмитрий Михайлович, вашбродь, самовар поставить? — радостно оскалился Митин денщик Ануфрий.

— Чего так весел?

— Письмо из дома, брат в плен попал.

— Чего же хорошего?

— Да как же не хорошо: мы тут под пулями-снарядами мерзнем, а он до конца войны целым будет!

Да, солдаты хотят в плен, офицеры в тыл… Как говаривал отец, “С таким настроением мы слоника не продадим”. И Митя снова задумался о том, почему все так плохо организовано. Чем больше он воевал, тем больше удивлялся. Первые, суматошные бои до установления сплошной линии фронта еще как-то объяснялись неопытностью или растерянностью, но бестолковщина продолжалась и через год после начала войны.

Среди офицеров попадались разные, и опытные, и трусливые, и распорядительные, и ленивые, и вообще никакие, но начисто отсутствовали отбор и осмысление. Неделю тому назад один из батальонов полка ночью атаковал австрийские позиции, атака захлебнулась в каких-то пятидесяти метрах от цели. Просто потому, что поздно вступила артиллерия и не поддержали соседи. Но австрийцев потрепали и командир батальона предлагал повторно атаковать сразу же, пока они ослаблены, часть