Читать книгу - ""Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев"

Он впервые выходил на этот балкон там, на далёкой планете, где погибла Юля, и где они с Джоном стали Капитанами. С тех пор это делал только Джон, Капитан Ковальский всегда отказывался, ссылаясь то на занятость, то на личный авторитет напарника.

Теперь это предстояло сделать ему самому.

Переборка послушалась одного незаметного движения руки.

Стали видны мелкие детали — покрытые отливающими металлом пиннами головы птахов, обращённые к нему глаза людей, стала слышна невероятная тишина, царившая под каменным куполом искусственной пещеры. Такая тишина обычно называется гробовой.

Вот перед ним весь Легион, все, кто пережил ту бойню, которая была запланирована в качестве рядовой операции по переброске.

Молчали ребята из КО, молчали уцелевшие в бою командиры Крыльев, молчали простые парни из рядовых манипулов. Они вторили тем, другим. А я больше не был в состоянии спокойно отмечать это в голове.

Молчал Джон. Молчал Интенда. Молчал Соридж. Молчала Юля. Молчал в полном составе Капитанский Манипул «Тинао».

В отдалении стояла, склонив голову и нежно улыбаясь, Оля.

И рядом — красавчик Рэдди в серой форме Корпуса Планетарной Обороны Пентарры.

Подняв лицо вверх, Капитан Ковальский услышал, как заиграла тихая музыка, идущая ниоткуда.

Это он. Симах Нуари, соорн-инфарх Сиерика.

Пришёл поприсутствовать, вестник беды. С тобой мне не о чем сегодня говорить, благородный летящий. Был ли ты таким же чужаком для своих сородичей, каким чужаком неизбежно оказывался каждый Кандидат Человечества. Кто знает тебя, непрошенный небесный гость.

Капитан Ковальский заговорил негромко, но его услышал каждый.

— Отныне и во веки веков да будет объявлен этот мир Свободной Планетой Галактики Дрэгон. Свободной планетой, ибо за её свободу было заплачено самой дорогой ценой. Ценой жизней наших товарищей, воинов, проявивших великую щедрость и положивших всё, что было возможно, на чаши весов, отмерявших нашу победу. Мы будем помнить их вечно, ибо вечно они живы. Это небо — их бессмертное воплощение. Здесь, в этот миг, на этом месте, положено говорить о славе, героизме, священном долге, что нёс наши машины всё дальше и дальше вперед, но я говорю: просто вспомним их.

Словно ледяной потусторонний ветер ударил ему в лицо, взметнув полы плаща и наполнив глаза слезами. Что-то почувствовав, единым движением чужаки повторили этот незримый порыв, расправляя в воздухе свои могучие крылия пяти метров в размахе.

Набрав полную грудь воздуха, Капитан возвысил голос так, что эхо заметалось между стен.

— Слушайте! Вот их имена!

Произносилась нескончаемая вереница званий, боевых единиц, имён… Капитан не называл в этом длинном списке одного — их родного мира. Каждый из них своей гибелью доказал, что человек способен бороться не только за родимый дом, и они были героями в масштабах всей расы.

… рядовой… капрал… рядовой…

Простые парни, что стояли до конца. Девушки, что никогда не станут матерями. Рядовой, вот второе имя Славы. Сколько их! Капитан не посмел забыть ни одного, их имена огненными буквами горели перед его глазами.

Сержанты, лейтенанты, не оставившие своих постов до самого конца. Опытные командиры, в последний миг проявившие весь свой талант полководца, сохраняя жизни бойцов, но не свои собственные.

И, наконец:

— Капитан Джон Карионс Синетрек Пио Леннокс Алохаи, манипул «Катрад», командир Северного Легиона «Белые Тигры» Сиреневой Штурмовой Армии 12-й группы Планетарного Корпуса Космофлота Галактики Сайриус. Вечная. Слава.

Тишина, ветер тоже стих.

Но даже в такой тишине никто не слышал, как он про себя добавил.

И Капитан Ковальский.

Шаги сзади — это с корабля. Правильно. Быстрее, время слишком бежит, чтобы его тратить на пустые прощания.

Шёпот:

— Капитан, сорр, шлюпка причалила. Отправление — мин пять мин.

Капитан развернулся, захлестнув полы плаща, и исчез в глубине закрывшегося тут же проёма. Скоро эту базу разберут, и даже следа человека не останется на этой планете.

Симах Нуари же покачал головой и подумал про себя: «Мы снова не получим тропы к людям. И на этот раз — нет. Всегда что-то случается, и вот, ещё один шанс потерян». Он был чужаком в этой Галактике, здесь ему было позволено иметь возможность просто думать про себя, не ожидая скорой расплаты.

Кенстридж по стародавней привычке в нетерпении принялся настукивать носком правой туфли какой-то известный только ему одному ритм. Больше всего на свете он ненавидел вот эти последние мгновения.

Казалось, он налетал по Галактике десятки тысяч часов, порой он просто жил в дороге, носясь, как оглашенный, меж десятков и сотен человеческих миров, но вот к чему он до сих пор не мог привыкнуть, так это не замечать первое движение стартующего челнока, означающее новый путь, новую дорогу, новых людей, и не терзаться мучительными ожиданиями перед самым прибытием.

Иногда его накрывало после того, как в эрвэ-экранах вешнего обзора начинала обретать различимые черты сверкающая в лучах светила капля планеты, иногда это случалось позже, уже на пересадочной станции, если вдруг отчего-то приходилось слишком долго ждать космоатмосферного транспорта, но чаще всего ощущение тянущего страха и неосознанного отторжения нового места приходило уже внизу, когда челнок увязал в тенётах принимающей воронки, и медленно, вальяжно начинал подходить к причальным докам.

Уже завтра он проснётся, спокойный и рассудительный, побывавший в самых необычных местах, многоопытный мудрый старый инвестигейтор. Но пока не раскрылась скорлупа переходного шлюза, пока он не вдохнул воздух нового места, избавиться от наваждения было невозможно.

Особенно пугало это чувство ловушки, неопределённости, пугающей чуждости всего вокруг, когда он возвращался домой.

Чего опасаться ему здесь, в этой тихой гавани для заблудшего галактопроходца, с таким трудом убежавшего наконец от бесконечных трудовых будней, под родными небесами и родным светилом?

Кенстридж этого не знал, и лишь настукивал, настукивал старую мелодию то ли самбы, то ли пасодобля, вгоняя себя в подобие транса. Пережить, скорее пережить эти тягучие мгновения. Пусть пролетят и унесутся прочь. Кенстридж так часто бегал наперегонки со временем, что научился его по-настоящему бояться.

Интересно, будет ли на этот раз его кто-нибудь встречать? Каждый раз Кенстридж мучился этой мыслью, и каждый раз понимал, что ну вот кому он тут нужен? Дети народились, всем не до него, он постоянно летает куда-то чуть не неделю через три, обычная рутина инвестигейтора, неужели он так жалок, что умаявшиеся родные побегут через горы и веси его, родимого, приветствовать на родной земле?

Глупости какие.

Но всё равно, будь здесь стеклянные стены, он бы высматривал до последнего, пока не