Читать книгу - "Сайберия. Том 3. Одержимый - Владимир Сергеевич Василенко"

— Кстати, вы бы сняли эту вашу хламиду, любезный. Сопреете же сейчас совсем! Да и нафталином от неё несёт, как из старухиного сундука. Или это ваш естественный запах?

— Не заговаривайся, Арамис! — каркнул Грачёв. — Вы с Орловом друг друга стоите. Только он-то всё это затевает, чтобы выслужиться. На самый верх метит, в столицу. А то, что ты предлагаешь… Всю Стаю под плаху подведёшь!

— Как будто что-то изменится! Стая и так вне закона. И неужели Сумароков верит, что Орлов и правда выведет всех вас из тени? Он же просто таскает каштаны из огня вашими лапами. А когда вы станете не нужны — продаст вас с потрохами.

На лице Грачёва отобразилась короткая, но явная внутренняя борьба. Было видно, что слова незнакомца, которого он назвал Арамисом, задели его за живое. Только не понятно, какие именно, и на чьей он стороне. Потому что, кажется, тут все трое друг друга терпеть не могут.

О чём вообще речь? Эх, жаль, я не подоспел к началу разговора. Что там задумал Орлов? Это как-то связано с похищением Полиньяка или нет? Из смутных упоминаний пока не складывается цельной картины…

— Грач прав — не нам об этом судить. Сумароков договаривался с Орловым сам. Нам остаётся только подчиняться воле Стаи…

— Подчиняться?!

Молодой вампир раздражённо фыркнул и вскочил с места, пройдясь по кабинету из стороны в сторону. Старшие его сородичи невольно подались чуть назад.

Я, наконец, разглядел его получше. Действительно, очень молод — лет двадцать пять, не больше. И не только хорошо сложён, но и на лицо красив почти по-женски. Наверное, тот ещё сердцеед. Прозвище-то соответствующее.

— Когда я вступал в Стаю, мне совсем о другом пели… — искривив в усмешке идеальные четко очерченные губы, произнёс он. — О вольных братьях-волках. О кодексе чести. А, выходит, волки давно превратились в услужливых псов? Тогда в пекло вашу Стаю!

Повисла напряжённая тишина. Барсук, подавшись вперёд, тихо прошипел:

— Всё сказал, щенок? Ты же понимаешь, что это приговор?

Рукой он будто невзначай тянулся куда-то за спину, в щель между подушкой дивана и боковиной. За оружием?

Молодой коротко хихикнул.

— Он всё-таки не знает… Да уж. Ты даже не пёс. Ты действительно жирный зажравшийся барсук. Давно потерявший нюх.

— Да о чём он? — прищурился Берсенев.

Арамис неторопливо, вразвалочку, зашагал прямо к нему, заставив обер-полицмейстера невольно отклониться, откинуться на спинку дивана.

— Ну что вы там всё теребите за спиной, Филипп Александрович? — с лукавой улыбкой поинтересовался молодой. — Потайной шнурок? Скажи ему уже, Грачёв. Ты ведь пришёл позже, уже всё видел.

— Твои люди мертвы, Филипп, — бесцветным голосом произнёс Грач, не двигаясь с места и глядя куда-то в пустоту. Потом резко сфокусировал взгляд на Арамисе. — Похоже, ты и не надеялся, что получится договориться?

— Сказать по правде? — беспечно пожал тот плечами. — Я не очень-то и старался.

Дальше всё произошло так быстро, что я не успел опомниться. Вот Арамис в расслабленной небрежной позе стоит в двух шагах от Барсука — почти обнаженный, прикрытый лишь импровизированной набедренной повязкой из простыни. И вдруг, как распрямившаяся пружина, мгновенно оказывается рядом с полицмейстером.

Ударил молодой длиннющим костяным шипом, мгновенно выросшим из раскрытой ладони. И сразу стало понятно, чем были убиты те охранники в коридоре. Шип вошёл Барсуку точнёхонько в левую глазницу, пробил череп насквозь и вышиб через затылок алое месиво с осколками костей. Барсенев замер, мелко дрожа и выпучив уцелевший глаз на убийцу. Из горла его рвались отрывистые булькающие звуки, будто он что-то пытался сказать.

Арамис замер, спокойно наблюдая за этой агонией, чуть склонив голову набок. Не оборачиваясь, продолжил прежним тоном:

— С этим жирным ублюдком я и не собирался вести никаких дел. Главное, чтобы не мешал. А так будет надёжнее… Нет, ну ты посмотри-ка, какие Дети Зверя всё же живучие. Даже такая вот паршивая овца в стаде.

С мерзким влажным звуком выдернув своё жуткое оружие из глазницы Барсенева, они ударил ещё раз — снова так быстро, что я толком не разглядел самого движения. Но шип его за это время, кажется, успел втянуться в руку и выдвинуться снова — мгновенно, будто выкидное лезвие. На этот раз он пронзил полицмейстеру грудь, очевидно целясь туда, где пульсировал грудной Узел тонкого тела.

— А вот ты мог бы быть мне полезен, Грач. Нам катастрофически не хватает людей. И ещё — времени. Но с этим уже ничего не поделать…

Он, наконец, шагнул назад, позволив обмякшему телу Барсенева свободно распластаться по дивану. Окровавленную костяную рапиру, торчащую из ладони, оставил на виду, откровенно любуясь ею. На ней отчётливо можно было разглядеть неровные, но острые грани с зазубринами.

— Ну так что, Грач? Ты со мной, или…?

Изящно очерченная бровь вопросительно дернулась вверх.

Я за своей ширмой не решался даже пошевелиться, и от долгого бездействия в одной позе начало сводить мышцы. Но дёргаться сейчас точно было нельзя. В воздухе повисло такое напряжение, что казалось, достаточно одной искры, чтобы тут разразился настоящий шторм.

Грачёв окинул труп Барсука безразличным взглядом, и ответил:

— Тоже никогда не любил этого жадного недоумка. Но… сказать честно?

Он взглянул, наконец, молодому прямо в глаза.

— Тебя я тоже терпеть не могу с самого начала, щенок. И, как видно, не зря.

Арамис презрительно фыркнул и вдруг рванул в сторону Грача. Зацепил по пути столик с посудой, и попросту снёс его, как несущийся на всех парах поезд — посуда со звоном и грохотом разлетелась по всей комнате.

Вот только своими костяными шипами, вырвавшимися из ладоней, молодой вампир пронзил лишь воздух. На том месте, где стоял Грач, клочками повисло облако тёмного дыма. Сам Грач вынырнул из воздуха секундой спустя, уже в боевой форме. Рванул Арамиса когтями — размашисто, крест-накрест. Тот увернулся быстрым экономным движением, пропустив когти в сантиметрах от своего тела. Ударил в ответ, и Грач, кажется, с трудом успел снова обратиться в дым.

Они закружились по комнате, круша и переворачивая мебель. Тонкие изящные черты лица Арамиса исказились — надбровные дуги и скулы стали массивнее, изо рта полезли клыки, глаза загорелись жёлтым звериным огнём. Однако на этом метаморфозы и закончились. Дар Зверя проявляется по-разному. И Арамиса сложно было назвать волком. Он был гибок, ловок и стремителен, как мелкий хищник — что-то вроде хорька или мангуста.

Только от этого он не становился менее смертоносным.

— Ты предал Стаю! — прорычал Грач в промежутке между обменом ударами. — И ты ответишь за это, щенок!

Он, то становясь бесплотным, то снова выныривая из воздуха, атаковал Арамиса с неожиданных направлений, вынуждая того крутиться на месте и обороняться. С каждым разом удары его были всё яростнее, а рычание —