Читать книгу - "Ветер перемен - Андрей Колганов"

Распрощавшись с этой троицей, хватаю извозчика и еду на Лубянку. Трилиссер небось уже заждался.

Когда я вошел в кабинет, Михаил Абрамович встретил меня своей уже хорошо знакомой грустной улыбкой.

– Да вы садитесь, Виктор Валентинович, – махнул он рукой куда-то в сторону дивана, продолжая читать лежащие перед ним бумаги. Через минуту-другую поднял голову, вздохнул и заговорил: – Ну и каша же заварилась там, в Берлине… Мерзко пахнущая каша. Но концов нет. Ягода жестко защищает своих протеже, как будто вообще ничего не боится. Вам, дорогой мой, стоило бы держаться от всего этого подальше. Ну зачем вы втравили в это дело Сокольникова? Тот уже успел вчера побывать у Феликса Эдмундовича. «Я, – говорит, – понимаю, что ОГПУ для работы за кордоном нужны неподотчетные и не связанные с движением средств в Наркомфине секретные фонды. Но зачем вы посылаете для реализации ценностей человека, который ничего не смыслит в рынке бриллиантов и который может своей топорной работой подставить и себя и вас?»

– Так он правильно говорит! – с нажимом заявляю я.

– Правильно-то правильно… – качает головой начальник ИНО, – но вытаскивать Лурье из-под ареста берлинской полицией пришлось нам. И вытащили. А Ягоде похождения этого субчика к делу не пришьешь, ибо сам он действовал на основе вполне официальных распоряжений сверху.

– Не кажется ли вам, Михаил Абрамович, странным совпадение ареста Лурье и перехвата судна с военным грузом, шедшего из Германии в Ленинград? – осмеливаюсь влезть со своим вопросом.

– Кажется! – отрезал Трилиссер. – Вот только Александр Яковлевич Лурье уже давно к секретным делам никаким боком не причастен.

– Да? А зачем он в Берлин ездил? Не по секретным делам? – парирую его аргумент. – И кроме того, сам Лурье, может быть, о наших военных контактах с Германией и не особенно в курсе. А вот его покровитель…

– Это всего лишь подозрения! – отрезал Трилиссер. И чуть погодя добавил: – К сожалению…

– В конце концов, Михаил Абрамович, а стоило ли вам светить свою, с таким трудом создаваемую агентурную сеть в Германии, для того чтобы вытаскивать какого-то Лурье из неприятностей, которые он зарабатывает своим весьма сомнительным поведением? И имеет ли право зампред ОГПУ требовать от вас подставлять своих людей под риск разоблачения? – Мои слова, похоже, ложатся на подготовленную почву, поскольку обычно мягкий, с грустинкой, взгляд Трилиссера становится жестким и колючим. Он нервно машет рукой, и выдавливает из себя:

– Давайте пропуск. Подпишу.

Выхожу из бывшей резиденции страхового общества «Россия», еще не перестроенного и довольно сильно поэтому отличавшегося от привычного для меня – в моем то ли будущем, то ли прошлом – облика. Теперь и на свидание можно отправиться, благо тут недалеко. Вы уже, наверное, догадались, где я свидания девушке назначаю. Да-да, именно там – в тире общества «Динамо».

Поскольку час свидания был назначен с запасом – а вдруг бы разговоры сразу в двух очень уважаемых конторах сильно затянулись? – то у меня даже и некоторый резерв времени образовался. Еще недавно стоявшая оттепель, накрывшая Москву туманами, сменилась настоящей зимней погодой. Поднимаю воротник пальто, поправляю вязаный шарф – на улице метет не переставая – и торопливо сворачиваю на Лубянку. Пропускаю сани лихача, запряженные красивой вороной лошадкой, которая резво рысит вниз, в сторону Охотного Ряда. И лошадка, и сани с лихачом быстро растворяются в метельной тьме, сквозь которую лишь кое-где просвечивают желтые пятна уличных фонарей да выделяются ярко освещенные окна нэпмановских заведений. Еще раз глянув по сторонам, чтобы, не дай бог, не столкнуться с каким-нибудь подобным лихачом, внезапно выныривающим из метели, перехожу улицу и спускаюсь в подвал, где размещается тир.

Ух, тут после морозца все-таки потеплее будет, хотя и не сказать, что жарко натоплено. Пристроив свое пальто на вешалку, под звуки пальбы оглядываю помещение, где у барьера устроился одинокий стрелок. Кто это тут тренируется? Нет, не Лида – да и рановато еще для нее. Я на девятнадцать тридцать свидание назначал, а сейчас только двадцать минут восьмого. У барьера видны три фигуры, причем одна из них в подозрительно знакомой потертой кожанке и с двумя «люгерами» в руках. Ага, так и есть – Дед!

– Здорово, Дед! Давненько не виделись! – трогаю его за плечо.

– А, Виктор Валентинович пожаловал! – оборачивается он. – Что это вы сегодня без дамы…

– Дама еще подойдет.

– Ну-ну. Не похвалитесь успехами, если, конечно, таковые в наличии?

Отчего же не похвалиться? Кое-что ведь уже получается. Выхватываю из-под пиджака свой «зауэр» и делаю быструю серию из трех выстрелов.

– Так, поглядим… – Дед, положив свои «люгеры» на барьер, проверяет попадания. – Чуток получше, но все еще уводишь вверх и вправо. Руки слишком жестко держишь, отдача не гасится. Смотри, как надо! – И с этими словами Дед начинает поправлять мне стойку, подойдя со спины. – Да не зажимай же ты руки! Руки не должны быть расслаблены, но и не зажаты жестко, как деревянные. Они должны крепко удерживать оружие, но в то же время быть способными упруго гасить отдачу. Вот так, вот так… Давай еще раз!

Вновь делаю быструю серию из трех выстрелов… А патрончики-то к концу идут. Те, что из Берлина приехали. Надо тут поискать, где их раздобыть можно.

– Уже лучше! – гулко раздается голос Деда под сводами подвала. – Но все равно разброс у тебя великоват. Упражняться надо.

– Упражняться – это хорошо, – отвечаю ему. – Вот только патронов у меня в запасе отнюдь не вагон. Не знаете, где пополнить можно?

– Так патроны-то на дороге не валяются, – качает головой Дед. – Обмозговать надо. – Почесав рукой нос, он бросает: – Ладно, что-нибудь придумаем.

В этот момент на лестнице, ведущей в тир, появляется моя комсомолка.

– О, Дед объявился! Привет, дедушка! – Надо же, знакомца нашего сразу приметила и здороваться полезла. А на меня – ноль внимания.

Однако Лида после приветствия тут же поворачивается ко мне, слегка прислоняется и целует в щеку:

– Здравствуй, Виктор! – и тут же интересуется: – А что это вы тут придумать собрались?

– Да вот думаю, где бы патронов для тренировок раздобыть. Мой-то запас давно донышко показывает. Холостые – те вообще уже все расстреляли.

– Есть такая проблема, – соглашается она. – Я с работы понемножечку приношу, но это так – слезы. Мы тут за один раз больше спалим, чем я за неделю натаскаю.

Дед энергично дергает головой:

– Нет, так не годится! Я же сказал – что-нибудь придумаем!

Этот Дед для меня так и остается загадочной фигурой. Неужели его интерес к нам (кстати, к нам или к кому-то одному из нас? – тоже непонятно) сводится к эпизодическим совместным тренировкам? Если принять во внимание его достаточно прозрачно проглядывающую ведомственную принадлежность, трудно поверить, что ему просто доставляет развлечение поучить нас стрелковому делу.