Читать книгу - "Кибер-вождь - Людмила Белаш"

— Как думаешь, похожи мы снизу на вифлеемскую звезду?.. Там день или ночь, в Норд-Хайде?

— Говорит второй пилот. Сэр, на долготе Норд-Хайда сейчас 20.37. Облачность высокая и плотная. Так что вряд ли кто нас видит, кроме телеметристов. К тому же мы заходим со стороны моря. Полет проходит нормально. Уж внизу-то мы точно окажемся.

— Первая шутка на родной земле; спасибо.

— Рад стараться, сэр.

— Как насчет погоды по прибытии?

— Сплошной привет от Санта-Клауса. Ветер — 15 метров в секунду плюс осадки.

— Именно об этом я мечтал. Меня утомило туанское вечное лето.

К телу постепенно возвращалось чувство привычной тяжести; вот — взвыли планетарные двигатели.

— Добро пожаловать в Норд-Хайд, курорт для экстремалов! Приготовиться к посадке.

* * *

— Мне будет неловко войти туда, — бормотал Фанк, выбираясь из машины. — Тем более — вы их предупредили…

— Но когда ты вернешься, я им не сказал, — ответил, вылезая следом, мужчина в черном, с качнувшимся на груди нефритовым кулоном. — Полагаю, там все свыклись и с новым боссом, и с новым директором, а к тебе им не привыкать.

— Я — совсем не тот, кто покинул театр в апреле… Вы понимаете? Я не знаю, как меня примут.

— Нет смысла гадать — надо проверить.

«Большое рождественское шоу — 12 дней, — полыхало над входом в Фанк Амара. — Тайна жизни, чудеса, знамения и дивное рождение! Дети — бесплатно».

Переливался огромный настенный экран, выплескивая свет и фантомные объемы; Деваки превращалась в Майядеву, та — в Деву Марию, и вновь, а то из экрана шел прекрасный ребенок, протягивая руки к прохожим, и из ладоней его рассыпались цветы.

— Если это все придумал Хац, то он — законченный ассимилянт, — вполголоса заметил Фанк, пытаясь по фасаду определить, хорошо ли подготовлен театр к Святкам. — Насколько я знаю, его божества выглядят совсем иначе. Ему следовало подумать и о других разумных…

— Идем же, — позвал мужчина в черном.

Кассовый зал и вестибюль удалось проскочить незаметно, но в фойе!.. Там, увеселяя детвору, Донти жонглировал шариками, Бенита раздавала ангелочков, машущих крылышками, а Мика и Киута показывали свою фантастическую гибкость.

Шарики осыпались градом и покатились по полу; Донти сорвался с места, как снаряд из катапульты, с воплем:

— Фаааааааанк!!!

Ньягонцы обниматься никогда не лезли, ласки у них бесконтактные, но Донти был ребенком, а детям у ньягонцев позволялось все.

Донти не надо было подхватывать — он так оплел Фанка всеми лапами, что и втроем не отодрать.

Бенита завертелась — куда ангелов сложить?! — потом спохватилась и выкрикнула:

— Люди, Фанк вернулся! Позовите Хаца!

Публика в фойе смешалась, гомон заглушил музыку, лившуюся из динамиков, а над головами уже показался бюст Коэрана, разгребавшего дорогу длинными ручищами:

— Пропустите директора. Пожалуйста. Извините. Я прошу меня пройти!

— Фанк, автограф! Фанк, с тобой можно сняться? Дайте хоть потрогать! — не терялись взрослые посетители, обступив Фанка с повисшим на нем Донти, который ни за что не хотел выпускать экс-директора. Пробился и Хац — в теплом жилете и трико с подогревом.

— Ну, Фанк, здравствуй. Мы заждались. Ты насовсем, надеюсь?

— Га-га, он с нами, — басил Коэран, ощупывая Фанка здоровенной ладонью. — Будет работа!

Мужчину в черном сразу опознали как некое ответственное важное лицо; вопросы на него сыпались самые непосредственные, каких и Доран не выдумает:

— Это правда, что Пророк купил театр? Здесь будет храм или театр? А Фанк опять директор?

— Прошу минуту тишины! — агент высоко поднял ладони, а зычный голос его заставил окружающих замолкнуть. — Я отвечать не уполномочен. Вам все объяснит Фанк.

— Пожалуйста, на трибуну, — Коэран поднял Фанка вместе с Донти на плечо; он и не такие силовые трюки мог проделывать. — Ашшш!! Все слушаем!

Фанк огляделся — десятки, сотни любящих, любопытных, устремленных на него взглядов. Ждут его слова. Его — годами скрывавшего свою природу, жившего под угрозой разоблачения, в постоянном страхе перед шантажом Борова. Ни звука в упрек, ни знака отторжения, ни выкрика: «Эй ты, кукла!» Они приняли его, простили ему все и ждали, что он будет для них тем же, прежним Фанком. Иного они не хотят.

— Друзья, — проговорил он наконец, — я рад, что вы пришли к нам в театр…

— К нам, к нам, — кошкой урчал Донти ему в ухо и терся щекой.

— …и вдвойне рад, что могу снова служить вам как артист. Театром владеет Мартин Рассел; вы знаете, кто это. Директор — Хацирас, он вам хорошо знаком по сцене, и я ему целиком доверяю. А я… я буду кибер-консультантом…

Ответом был обвальный хохот.

— Да что в этом смешного?..

— Молчи! — тряхнул плечом Коэран.

— А петь ты будешь? — просунулся ближе паренек в возрасте между верой в сказки и первой любовью. — Петь с Диска? Пророк разрешил тебе?

Фанк поискал глазами агента; тот кивнул.

— Да, могу. Но без записи. И своим голосом.

— Гитару! — замахала руками Бенита. — Сейчас же!

— Что, прямо здесь? Я…

— Да, Фанки. Иначе я измучаю себя жестокой голодовкой, — шепнула Бенита с лукавством.

— Ты давишь на меня, злодейка!.. — прошипел Фанк.

Бегом принесли гитару; в фойе набились все, кто был в театре, и новые прибывали с улицы. Кое-как очистили круг для певца. Стойко терпели, пока он настраивал инструмент.

— Вот. Эта песня… она главная.

Много лет я скитался и спорил с судьбой,

Был от горя и радости пьян,

Но в назначенный час я на берег пришел —

Впереди расстилался туман.

Позади суета перекрестков и дней,

Боль измены и злые дожди.

Позади весь мой путь, что пройти я сумел, —

И великий туман впереди.

За туманной рекой,

За чертой роковой

Я найти свое счастье смогу.

По ту сторону сна,

По ту сторону зла,

На далеком, теплом берегу.[Б]

* * *

Черный ветер хлестал бот снежными вихрями, и те на нагретой обшивке обращались в водяную пленку, над которой трепетала пелена слабого пара; вода стекала по бортам и улетала с ветром, рисуя на плитах вытянутую мокрую тень приземлившейся машины. Густые, как ночь, сумерки ненастного позднего вечера висели низким куполом над Норд-Хайдом, но громадное, могучее сияние осветителей на башнях не давало тьме накрыть базу. За летящими потоками хлопьев, казавшихся прозрачно-серыми, виднелись горы пусковых станков, кубы ангаров, а у земли непрерывно двигались огни — у военного транспорта нет ни дня, ни ночи, ни праздников.