Читать книгу - "Циклоп - Генри Лайон Олди"

— Мы ждем, что ты окажешься достоин этой чести.

— Все, что угодно…

— Для начала — сущая безделица, — губы Альберта тряслись, но голос оставался ровным. Бледный, как полотно, юный король выглядел стариком. — Принеси нам голову Амброза Держидерево, предателя и цареубийцы.

4.

С небес ясно виделось, как старается язык поземки, зализывая рану — круглую пропалину на белой шкуре, укрывшей землю. Из дыры торчала каменная заноза — башня. Выдернуть ее поземка была не в силах, но бурая короста грязи, вся в цветастых волдырях шатров, уже скрылась под слоем снежной корпии.

Внимательный глаз, птицей летя в мглистом поднебесье, обратил свой взор на северо-восток. Там он быстро обнаружил отряд путников. Люди торопились прочь от башни. Впереди, до колен проваливаясь в снег, шагала молодая женщина. Соболья шуба, капор, отороченный чернобуркой — судя по одежде, женщина жила в достатке. За ней следовал тощий, жилистый старик в плаще с капюшоном. Ножны узкого меча задирали край плаща вверх, на манер собачьего хвоста. Старик заметно прихрамывал, но не отставал. Замыкал шествие детина в кожухе и войлочной шапке. Он вел под уздцы коренастого пони. Пони вез поклажу: мохнатый ком, в котором при тщательном рассмотрении можно было распознать человека. Похоже, его в спешке закутали во что попало — лишь бы потеплее! — взвалили на спину животному, привязали, чтоб не сверзился, и отправились в путь.

Несчастный был без сознания.

Путники выбрались на тракт. Две сотни шагов, и женщина свернула на обочину, оставляя город по левую руку. Мужчины безропотно следовали за проводницей. Маленький отряд углубился в лабиринт предместий, запетлял по кривым улочкам, меж сараями и хибарами. Наверное, люди опасались погони. Поземка, свистя взахлеб, кинулась следом: помогать беглецам. Взвилась, взъярилась, щедрой мерой сыпанула хрусткой крупы на цепочку следов — ровняя, заглаживая…

Сколь ни извилист был путь, каким вела отряд женщина, общего направления она не теряла. Путники обходили Тер-Тесет по дуге. Дальше, если пересечь утонувшую в снегу балку, лежала разоренная обитель сивилл. Еще дальше начинались горы: громоздили скалу на скалу, чернели базальтовыми сколами.

Горы — и выбор.

Узкий скальный мост, обледенелый и опасный. Провал входа в Янтарный грот, темный, как могила. Дорога, уводящая в сердце гор, прочь от негостеприимного Тер-Тесета. Тропа, спускающаяся на дно ущелья, откуда в прошлом струился священный дым, даруя сивиллам пророческие видения…

Какой из путей изберут люди?

Тот, кто смотрел с небес, не знал ответа. Возможно, поэтому он и вернул свое внимание башне. В снежном крошеве ворочались люди. К ним бежали другие: слуги торопились к хозяевам, несли теплую одежду, помогали господам магам встать. Лишь одно тело продолжало лежать без движения, коченея на морозе. Вокруг трупа, лужицей на солнцепеке, испарялись остатки теней. В их колыхание вторглась поземка; в смертный час тени изменили цвет, отдавая последнюю дань господину, укрывая Максимилиана Древнего погребальным саваном…

* * *

— Прощай, Древний…

Еще с минуту, не говоря ни слова, Симон Остихарос глядел в хрустальный шар. Когда изображение затуманилось, а хрусталь стал похож на дымчатый кварц, маг встал и подошел к окну. Симоновы башни закручивали над Равией надменную спираль, выше береговых маяков и минаретов храма Лат-Илат, открывая обзор, достойный султана. Но второй, малый кабинет Симон оборудовал на первом этаже дома. Отсюда были видны арыки окраины, а за водяными канавами — сады: мокрые, жалкие зимой. Маг долго изучал сплетение ветвей, черное и блестящее на фоне блеклого неба, как если бы желал прочесть в нем вещие руны.

— Что же это выходит? — наконец спросил он.

Сады молчали.

— Значит, я теперь самый старый?

Ну да, сказали сады.

— Самый старый… Симон Дряхлый?

Протянув руку, Симон дернул витой шнур. Где-то в доме задребезжал колокольчик. Вскоре в кабинет вошел Римингал-младший, сын управляющего. Его отец — человек, верней которого Симон не знал на земле и под землей — прошлой осенью слег после удара. Годы взяли свое, как кредиторы — имущество должника. Римингал угасал, и уходил счастливым. Хозяин сохранил за ним комнату, где толстяк прожил столько лет, хозяин приставил к нему заботливую сиделку, а сын — лучший сын на свете, и Римингалы продолжат свою службу у величайшего из магов. Улыбка не сходила с лица управляющего; слегка кривая, она вмещала в себя всю радость мира.

— Да, хозяин? — Римингал встал на пороге.

— Кувшин воды, — приказал Симон. — Холодной, из родника. Две оловянные кружки. Одно сырое яйцо. И поторопись!

Римингал не двинулся с места.

— Пула ругаться станет, — буркнул он. — Очень сильно.

— При чем тут Пула?

— Она жаркое стряпает. В соусе с черносливом, как вы любите. И красную шурпу. Люля-кебаб из молодой баранины. Фасоль с кунжутом. Хотите кебаб?

— Не хочу. Неси воду и яйцо. И кружки.

— Ругаться станет. Хотите шурпы?

— Сожри тебя Шебуб! Вместе с Пулой.

— Чего нас жрать? Это вы яйцом давиться будете…

Горько стеная, Римингал удалился — воевать с грозной Пулой. Война, судя по результатам, закончилась мировым соглашением. Молодой управляющий доставил в кабинет поднос с кружками, водой и яйцом, будь они неладны, а также с миской дымящегося кебаба, украшенного кольцами лука, свежей лепешкой и пиалой, где лежала горка фасоли. Выскочив за дверь раньше, чем кебаб полетел ему в голову, Римингал удалился, насвистывая «Вай-мэ, сары гелин».

Сев к столу, маг пренебрег лакомствами. Отодвинув поднос на край, он взял кружку и поставил перед собой. Развел ладони — так, чтобы между стенками кружки и руками оставался зазор в три пальца. Воздух над столом задрожал, кружка шевельнулась и начала плавиться. Симон развел ладони шире. Лужица олова тускло блестела. На поверхности жидкого металла колыхалась пленка цвета соломы. Вот расплав застыл, сделавшись мутным, с серым отливом. Литейщик, тот еще хитрован, подмешал в олово изрядную толику свинца.

— Видишь? — спросил Симон у пустого кресла в углу.

Кресло скрипнуло.

— Нет, Инес, я не про свинец. Не пугайся, я в своем уме. Я знаю, что тебя нет. Ты умерла, я сам сжег твое тело. Даже если ты есть, ты не здесь. Ну и что? Мне надо с кем-то разговаривать, и лучше с тобой. Смотри: я помещаю кружку в пламя, и кружка меняет форму. Кружка — это порядок. Пламя — хаос. Продолжим?

Резким движением он сбросил оловянный блин на пол. Взял вторую кружку, побольше, налил воды из кувшина. Ладони вернулись на прежнее место; минута, другая, и в кружке забулькало. Вверх, изгибаясь, как танцовщица, потянулся легкий парок.

— Я помещаю воду в металл. Металл я помещаю в пламя, — Симон дохнул на пар, и струйка отклонилась к окну. — Металл сохраняет форму. Вода — меняет. Вода — порядок. Пламя — хаос. Управляемый,