Читать книгу - "Драконье Пламя: За Порталом - oR1gon"

и едва не дрогнул. Вся та ярость, гнев и жгучая ненависть, что не давали ему спать последние дни, сводя с ума, ударили с новой силой. Зубы против воли оскалились, а сила забурлила, готовая вырваться наружу испепеляющим огнем.

Виной тому была фигура, сидящая на троне. Источник всех захлестывающих разум эмоций. Тот, перед кем молодой дракон по-настоящему благоговел и тот, кого он действительно боялся. Страх перед отцом был… необъясним. Он возник сам, подсознательно, по мере взросления. Он же толкнул уйти из дома, где жили лучшие мастера во всем, что касалось боя и магии. Да и всего остального тоже.

Путешествуя по Новому Миру и забираясь так далеко от цивилизации в места, куда, вероятно, не ступала нога даже братьев ордена, Сартарон все больше осознавал разницу. Никто, будь то чудовища или представители иных рас, не могли ему противостоять. Твари, что иной раз наводить страх на целые регионы, слишком сильно отдаленные от Цитадели, гибли от его рук. Порой иные бестии, против которых на ежедневных тренировках выходили воины крови, оказывались сильнее.

Подобная мощь и ощущение безоговорочного превосходства над прочими могли вскружить голову. Но только не сыну Стража. Он знал, что существует сила куда более великая, чем доступна ему или будет доступна… в ближайшие сотни лет. Да и не испытывал он желания установить господство над теми, кто был даже не в силах создать что-то великое. Над теми, кто не всегда знал, с какой стороны браться за оружие, или что существует магия за пределами второго круга.

Нет, Сартарона влекла сама идея странствий. Ему нравилось посещать новые, неизведанные места. Забираться в каждую пещеру, переворачивать каждый подозрительный камень или корягу. Дух свободы вел его.

Хотя он и понимал, что, покинув Цитадель добровольно отказался от многого, очень многого. Ведь никто за пределами родной крепости и ордена не мог передать должной искусности в обращении с оружием или магией. Уход означал застой, а учитывая уровень противников за пределами Тренировочных полей, все могло обернуться деградацией.

Однако, иначе первенец поступить не мог. Присутствие отца было слишком тяжело выносить.

Первый шаг после остановки дался молодому дракону тяжело, потребовав совершить над собой волевое усилие. Тронный зал утопал в гнетущей тишине. Казалось, что нарушить ее означает обратить на себя внимание чего-то смертельно опасного. Будто ступаешь в логово настоящего дракона, коих давно извели во всем Новом Мире.

С каждым пройденным метром звон доспехов все сильнее ввинчивался в уши Сартарона, затмевая все остальное. Гнетущие черепа незаметно пропали из восприятия. Исчезли, подобно миражу. Все поле зрения молодого дракона заполнила фигура на троне, сложенном из костей. В какой-то момент ему начало казаться, что отец начал понемногу расти, увеличиваться. А в лицо ударила волна жара, вырвавшись из ослепительно-белой Чешуи.

В следующий миг все пропало, утонув в черноте. Пока не открылись два огромных глаза, пылающих золотым. Они смотрели в саму суть, в душу.

Под их взглядом молодой дракон опустился на колени, сам не заметив, как. Он чувствовал себя мелким, ничтожным. Незначительным и никчемным. Однако, в пылающих глазах с вертикальным зрачком будто плескалось одобрение. Совсем немного, самая чуточка. На фоне бесконечного золотого океана ярости и гнева.

…

Наблюдая за приближением сына, Алгалон впервые с момента боя в пустоте испытал яркую эмоцию, не являющуюся частью коктейля, постепенно становящегося привычным. То было удивление. Сначала его вызвало то, как их с Рейнхартом потомки взялись за руки. В довольно безобидном жесте читалось многое. Но следом… следом начались странности.

С каждым совершенным шагом Сартарона в направлении трона, черепа будто все больше сходили с ума. Запертые в них души бесновались, ярились, пытаясь вырваться из плена. Их владыка Цитадели тоже научился чувствовать более ясно. Как и желания, что они испытывали.

Пленники прошлого состояли из чистейшей ненависти ко всему, что их окружало. Они пытались запугать, смутить или внушить ужас всякому, кто заходил в тронный зал. Обычная служанка, гвардеец или мастер клинка, для них значения не имело. И если братья, постоянно несшие службу в тронном зале, научились до некоторой степени игнорировать влияние, другим приходилось тяжелее. Но даже самый необученный воин крови никогда не выдавал своих чувств. Посторонние же совсем другое дело. На них черепа производили неизгладимое впечатление.

Краем глаза следя за продвижением первенца, едва не дрожащего под напором десятков драконьих душ, большую часть внимания Страж уделял именно черепам. Трофеи висели смирно, не проявляя даже частички, малейшей капельки маны. Так казалось несведущим.

Драконоборец видел иную картину. Причина всех метаморфоз ему была непонятна, хотя бы потому, что возможных источников насчитывалось сразу несколько. Однако, они значительно расширяли его возможности и, казалось, продолжали это делать.

В восприятии Алгалона каждая костяшка обладала некой энергией. Силой, которой могли управлять вне пределов своей темницы. Суть ее оставалась неясной, помимо возможности влиять на умы. И разом все черепа сосредоточили свое внимание на Сартароне, а вот Верисе доставалось остаточным образом.

Чуть довернув голову в сторону, не поднимаясь с трона, владыка Цитадели опустил взор уже на своего сына. И увиденное ему совсем не понравилось. Юный дракон с трудом перебирал ноги. Подоплека крылась отнюдь не в весе действительно тяжелых, полных лат или усталости после дороги.

Он постепенно сдавал, прогибался под гнетом чужой воли, с трудом проходя каждый метр.

Всем естеством ощущая злорадство и насмешку, ключом бьющую из каждого трофея, возомнившего себя чем-то большим, Страж более терпеть и наблюдать не стал. Протянув руку, он коснулся древка Погибели. Ее запертые в костях души боялись особенно остро.

Вместе с прикосновением к древку, его собственная силы выплеснулась во вне, подобно одной из аур Грамдара. Она незримо накрыла весь тронный зал, окутав детей мягким плащом.

А вот черепам пришлось не сладко. Неслышимые стоны и глухое рычание, вырывающиеся из накрепко перетянутых цепями пастей, стали музыкой для ушей драконоборца. Для пленников его сила обернулась огнем и жаром, проникающим под каждую несуществующую чешуйку.

«Никогда не думал, что освою что-то из духовного арсенала, но иначе это не назвать. Не магия, а нечто интуитивное, держащаяся на одном желании. Я изменяюсь, причем очень быстро. Еще вчера ничего подобного не получалось, а сегодня ни одного погружения в иллюзию. Все попытки черепов затянуть в то пространство не возымели никакого эффекта»

Добравшись до подножья пьедестала, Сартарон рухнул на колени, в последний момент выпустив руку Верисы, дабы не увлечь ее за собой. Все же, на фоне девушки, он смотрелся настоящим великаном, будучи гораздо выше и в целом массивнее. Статью