Читать книгу - "Самый трудный день - Александр Харников"

Безупречно смелый, решительный и незаурядный человек, он еще не созрел для такого поста. Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность в условиях постоянно меняющейся боевой обстановки…

Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать. В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным…

Если учесть, что от ЦК ВКП(б) проверкой руководил верный сталинский нарком Лев Мехлис, то Хрущев находился в полной уверенности, что Кирпоноса просто «ушли», и этим самым переводом на Дальний Восток он еще легко отделался. Все могло кончиться гораздо хуже.

Что же касается Жукова, который остался командовать Киевским округом, то у него, конечно, были свои мелкие слабости, но при этом ни манипулировать им, ни «договориться», было совершенно нереально. Солдафон и фанатик, ни на шаг не отходящий от инструкций, из начальства он признает только товарища Сталина – как наркома обороны, и маршала Шапошникова – как начальника Генерального штаба. Так что каши с ним не сваришь. Любые провокационные разговоры Жуков прерывал на корню, а на попытки вмешательства в свою армейскую епархию реагировал рапортами на имя наркома обороны. Попробовав раз и получив в ответ грозный окрик от самого Хозяина, Хрущев решил с Жуковым больше пока не связываться, оставив разборки со строптивым генералом до будущих времен.

Нет, Никита Сергеевич не был участником генеральского заговора, вроде Павлова, Клименко, Мерецкова, Тимошенко, Смушкевича, Рычагова, Птухина и многих других, калибром помельче. Куда уж ему со своим свиным рылом да в калашный ряд. Да и дело это уж больно грязное и зловонное – один раз измажешься, потом не отмоешься. Но при всем при этом он, так сказать, старался держать руку на пульсе, дабы извлечь практическую пользу, как и из успеха заговора, так и из его провала. Уж такое у него было жизненное кредо – карабкаться вверх по трупам.

В свете всего вышеизложенного, товарища Хрущева взяли большие сомнения – а стоит ли вообще ехать в Москву. Может быть, сказавшись больным, немного потянуть время, для того чтобы понять – откуда дует ветер. А то во время их последней встречи товарищ Сталин так глянул на Никиту Сергеевича, будто перед ним был не живой человек, а восставший из могилы неупокоенный мертвец. В конце концов, не будут же его арестовывать прямо здесь, в Киеве, что против всех правил. Нет, решил он, со Сталиным этот номер не пройдет. Почуяв бунт, тот в момент пришлет «доктора», а может, даже и не одного.

Успокоив жену Нину и младшего сына Сергея, Хрущев на негнущихся ногах подошел к телефону и, позвонив в гараж ЦК КП(б) Украины, распорядился подать ему машину для поездки на аэродром Борисполь. Машина подъехала так быстро, будто ждала его прямо тут за углом, а не выезжала из гаража по вызову. За четверть часа до полуночи Хрущев оказался на аэродроме. Приготовленный к полету самолет был ему хорошо знаком, вот уже полгода эти одномоторные грузопассажирские бипланы, рассчитанные на перевозку двенадцати пассажиров или полутора тонн груза, делали прямо тут в Киеве на 473-м авиазаводе.

Эта машина, несмотря на камуфляжную темно-зеленую окраску, была оборудована как роскошный салон-вагон с мягкими креслами, баром и даже туалетом. Последнее было совсем не лишним, ибо полет до Москвы длился четыре с лишним часа. Поскольку других пассажиров, кроме Никиты Сергеевича, не ожидалось, самолет вылетел сразу же, как только тот занял свое место в кресле. Единственный ВИП-пассажир еще не знал, что когда он приземлится на Центральном аэродроме, весь мир уже необратимо изменится, и ему, Хрущеву Никите Сергеевичу, члену ВКП(б) с 1918 года, места в этом мире уже не будет.

22 июня 1941 года, 00:15. Западный Особый военный округ, северная окраина города Брест, поселок Тюхиничи, перекресток объездной дороги и Каменецкого шоссе. Полевой КП 6-й стрелковой дивизии.

Командир 6-й стрелковой дивизии генерал-майор Николай Григорьевич Золотухин вздохнул и посмотрел на часы. Четверть первого ночи. Поднятая по тревоге по сигналу «Гроза» дивизия, после переобмундирования в полевую камуфляжную форму образца сорок первого года, с наступлением темноты покинула полевые лагеря и выдвинулась к рубежу государственной границы. Ее задача – к трем часам утра занять оборону по рубежу Брестского укрепрайона. 333-й стрелковый полк занимал оборону южнее реки Мухавец, имея соседом слева 75-ю стрелковую дивизию. 125-й стрелковый полк готовился оборонять сам Брест, севернее города к границе выходил 84-й стрелковый полк, имея соседом справа 42-ю стрелковую дивизию.

Брестский укрепрайон, как считал генерал-майор Золотухин, был так себе. Несмотря на лихорадочную работу строительных и саперных подразделений, построено в нем было не более четверти всех оборонительных сооружений, а вооружено и приведено к боеготовности только около десяти процентов. Кроме того, Николай Григорьевич не догадывался, что от вновь построенных дотов и капониров толку будет мало. Свою первичную прочность свежезалитый бетон набирает за двадцать восемь суток, а для того чтобы она стала максимальной, нужны даже не годы, а десятилетия. Автору этих строк приходилось в жизни долбить и свежий бетон возрастом один-три года, и старый, которому было больше тридцати лет. Разница как между мягким известняком и несокрушимым гранитом.

Но если это действительно война, то держать оборону нужно в любом случае. Поэтому с весны этого года вдоль линии Брестского УРа по приказу наркома обороны товарища Сталина был создан рубеж полевой обороны, состоящий из трех рядов траншей полного профиля, наподобие тех, что были в прошлую войну, усиленных пулеметными гнездами. А на танкоопасных направлениях – еще и позициями для противотанковых пушек образца тридцать восьмого года 53-К, калибром в сорок пять миллиметров.

Подумав о них, генерал-майор хмыкнул. С учетом противотанковых взводов в стрелковых батальонах, противотанковых батарей в полках и отдельного истребительного противотанкового дивизиона в составе дивизии, в его распоряжении находилось сорок восемь таких противотанковых пушек. Вроде бы кажется немало, но вскрыв «красный пакет», генерал-майор узнал, что в полосе обороны его дивизии противник сосредоточил основные силы своей 2-й танковой группы – а это около восьмисот танков, половина из которых должна была действовать севернее, а вторая половина – южнее города Бреста.

С учетом всего этого сорок восемь противотанковых орудий – смехотворно мало. Положение не изменится, даже если выставить на прямую наводку все двадцать имеющихся в его распоряжении дивизионных пушек УСВ калибром в семьдесят шесть миллиметров, тем более что и бронебойных снарядов к ним кот наплакал.