Читать книгу - "Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь - Андрей Валентинов"

И я откажусь!

– А мы в гости уезжаем, – внезапно сообщает Сфенел. – В Лерну, к дяде Гиппомедонту.

От зависти я не могу даже сказать «Ух ты!» Наконец вздыхаю...

– Ух ты! А когда?

– Послезавтра, вроде.

Да, завидовать нехорошо. Тем более лучшему другу. И в особенности Капаниду. Это я понимаю, но...

Мне уже шесть лет, скоро совсем взрослым стану, а почти еще ничего не видел. В Тиринфе гостил однажды, в Трезенах – и все. Впрочем, в Трезенах не считается. Мне тогда всего два года было.

А все потому, что папа все время куда-то ездит. Ездит – а меня с собой не берет. Даже в Тиринф, хоть это и рядом совсем. А не берет он меня из-за кровников. Кровники – плохие, они могут зарезать из-за угла. Даже маленького мальчика. И девочку тоже.

На папу пять раз нападали, но он всех их убил!

– Ну, ты там это, Капанид, – я отворачиваюсь, делая вид, что смотрю на знакомую черепичную кровлю храма Трубы (старая черепица, под ногами лопается), – гидру увидишь, запомни какая. Хорошо?

Сфенел-то запомнит. А я?

* * *

– Ойнид, ну послушай меня! Хоть однажды в жизни послушай!

На этот раз точно – не сон.

Мама!

Кричать нельзя, о маме никто не должен знать. В моей спальне никого, значит она в большой горнице за дверью...

– ОНИ что-то задумали. Семья... Это все так похоже на выдумки моего отца. ЕГО – и этого негодяя Психопомпа. Не набегался еще в Гадес! Собрать побольше, а еще лучше – всех вместе. Собрать – и в ножи. А еще лучше – натравить друг на друга!

Странно, я опять не слышу папу. Нет, слышу, надо только ухо к двери прижать...

Ой, как плохо подслушивать! Но я немножко, совсем немножечко.

– Так что же, мне всю жизнь сидеть на чужих харчах? Кем мальчик вырастет – сыном изгнанника?

– Лучше сыном изгнанника, чем сиротой. Ты ведь знаешь – я не всегда смогу его защитить. Особенно от МОИХ.

У мамы такой голос... О чем это она? Меня защищать не нужно, со мной даже Алкмеон драться не хочет!

– Ну, ты прямо, как Амфиарай! Заладил Вещий-Зловещий: «Боги не велят! Боги не велят!» Да какое им дело до Фив? Мы же не совались на Флегры![15]

– Ошибаешься, Ойнид, ошибаешься...

Ничего не понимаю! И не пытаюсь пока. Почему-то становится страшно. Словно я опять болен и вижу знакомого мальчика с мокрой повязкой на лбу.

– Уедем, Ойнид! Если хочешь – вообще из этого Номоса. Я уеду с тобой и с маленьким...

– Ты?!

Папа спрашивает так, что мне становится обидно. За маму.

– Ты думаешь, если я... – ее голос становится тихим-тихим, еле слышным. – Если я... такая... Я никого не любила, Тидей! Никого – только тебя. Я уже похоронила одного сына, нашего – не хочу. Я понимаю, что я некрасивая, Ойнид, я грубая, со мной тебе скучно. Не спорь, я знаю...

Дальше подслушивать нельзя!

Нельзя!

* * *

Элек натис энки да

Нори люко тане фо.

Эгис ране зала те

Ону вадис карину.

Мама поет колыбельную. Колыбельную эту я помню с детства. Помню – хоть и не понимаю ни единого слова. Она – на мамином языке.

Адо элек токани

Зайни геро умифо.

Тойно гале арита

Велу рато тане фо.

Раньше, когда я совсем маленький был, я под нее сразу засыпал. Тогда и мама приходила чаще. Теперь я засыпаю сам, сразу, особенно если набегаюсь, но...

Как хорошо, что мама рядом! И жаль, ни о чем ее не спросишь. Ведь я подслушивал. А подслушивать – плохо!

И все равно – мама самая красивая. И самая лучшая!

* * *

– Ну что, Диомед, собрался?

Я уже собрался. И собираться-то было нечего. Одежку – новый хитон и фарос – рабыни сами сложили, а все остальное...

Да зачем его брать – остальное?

– Ну, тогда пошли! И шляпу не забудь – от солнца.

Шляпа – широкополая, на самый нос налазит, и вправду нужна. Солнце горячее, наверное, там у себя наверху Гелиос весну с летом перепутал. Но это – ерунда, главное, мы едем!

В Лерну едем. Гидру смотреть.

Две повозки – одна с подарками, другая для слуг. И колесница – для папы. Я, конечно, должен ехать в повозке, но попрошусь к папе на колесницу. Хотя бы за городом. Ведь он обещал дать мне вожжи подержать!

– Отря-я-яд! Перебежками!.. Первая линия – копья вперед, вторая – подтянись! Луки-пращи-дротики!..

Это папа шутит. Значит – пора ехать. И еще значит, что у папы – очень хорошее настроение.

– Папа, а мы через Диркские ворота поедем?

– Через Диркские.

Через Диркские – это значит мимо провала Никострата, через который в Гадес попасть можно, мимо могилы Пеласга, того, что вначале изгнали, а потом обратно в Аргос пустили, мимо храма Деметры Печальной и храма Геры Анфии...

– А вожжи подержать дашь, папа?

– Вот за город выедем, подъедем к Ликон-горе, где храм Орфии...

Хейя-а-а!

Конечно, мы не за гидрой едем. Едем в гости. К дяде Гиппомедонту, тому, что в Лерне живет. То есть, не в самой Лерне, а рядом, у моря. Так что зря я Капаниду завидовал. А едем потому, что дядя Гиппомедонт жертву должен принести в храме Афины Сантиды. Его дедушка этот храм построил и велел каждый год особые жертвы приносить. Вот дядя Гиппомедонт папу и позвал. И дядю Капанея позвал. И нас со Сфенелом.

Жалко только, он впервые об этой жертве вспомнил. Мог бы нас и в прошлом году пригласить. И в позапрошлом тоже!

Я называю дядю Гиппомедонта дядей, хотя он мне не дядя, а двоюродный дедушка, дедушке Адрасту брат – тоже двоюродный. Но он на дедушку не похож. Он еще не седой и не старый, поэтому он не дедушка, а дядя. А Полидор, его сын, мне вроде бы как брат. Троюродный. Иначе он мне дядей считаться должен, а какой Полидор дядя? Только на два года меня старше!

Правда, и дедушка Адраст еще не очень старый и не очень седой. У него только виски белые. Но он уж точно – дедушка.

А гидру я все равно посмотрю!

* * *

Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц...

Это не я, это колесница так стучит.

А когда камень под колесо попадет, то «бух-бух»

Колесницей править трудно. Даже если дорога ровная. А уж если под уклон... Правда, когда под уклон, папа сам вожжи берет.