Читать книгу - "Позывной «Минус» 2 - Валерий Камнев"

— Не держу! — женщина обиженно фыркнула. — Может ещё закуски принести?

— Зря ты так… — Минус удивился. — Я же не пить его прошу. Нету спирта, так хоть йода дай или что там у тебя есть. Так же нельзя.

— Умный какой! — она нахмурилась, но очевидно удивилась не на шутку. — Сейчас марганцовый раствор сделаю. А пока тряпицу прикуси!

Минус неохотно послушался. Женщина навела раствор в чашке и дала Серёге:

— Гляди не пей!

Она выбросила окровавленную тряпочку и намочила новую в растворе:

— Как закончишь — прикуси, чтобы кровь остановить. Ты что, Пирогова читал?

— Нет, — буркнул невнятно Серёга. — Слышал просто.

— Значит не дурак, — женщина посмотрела с любопытством. — Так ты и вправду мне заплатишь сто рублей?

— Да.

— Хорошо, — она задумалась. — Ты просишь, чтобы я тебе помогла. Хочешь переночевать здесь?

Минус кивнул:

— Куда я пойду в таком виде?

— Такой вид за ночь не пройдёт.

— Это понятно, — Серёга тяжело вздохнул. — Я тебя завтра попрошу позвонить знакомому. Может, он меня выручит.

— Может… — женщина покачала головой. — Ладно. Оставайся сейчас, — она замялась. — Иди купайся, я воду грела в колонке. Ляжешь спать в проходной комнате, после покажу.

— Спасибо, — тихо произнёс Минус. — Ты очень помогла мне.

— Вот и помни об этом. Я не хочу бояться. Поклянись, что не сделаешь мне ничего дурного. Здоровьем матери поклянись.

— Умерла она, — Серёга спокойно посмотрел на женщину. — Но ты не бойся. Я тебя не обижу. Я очень благодарен тебе.

— Хочется верить, — она с сомнением уставилась на него. — Как тебя хоть зовут?

— Семён. А тебя?

— Ты же вывеску читал.

— Читал. Н. В. — это очень понятно.

— Не язви. Не подумала я. Наталья Викторовна меня зовут.

— А может, без отчества?

— Может! — она сверкнула глазами. — Тыкаешь мне, словно так и надо! На «вы» с незнакомой женщиной разговаривать не пробовал? Никакого уважения!

— Зря ты сердишься. Тебя-то я как раз уважаю.

— Отчего это вдруг? — Наталья хмыкнула.

— Хорошая ты, — неохотно ответил Серёга, обводя взглядом комнату. — Видно, что трудишься.

— Хорошая… — она замялась. — Жадная я! Вот и всё! Сто рублей мне нужно!

— Нужно, — Минус кивнул. — Но ведь ты меня просто умыться позвала. Я тебе денег тогда не предлагал. Пожалела, значит.

— Пожалела, — Наталья уставилась на него. — Гляди только, чтобы жалость моя мне боком не вылезла!

— Я постараюсь.

— Уж постарайся!

Она придала себе суровый вид, но Серёгу было не обмануть. Эта женщина совсем не такая строгая, как хочет казаться. Минус и вправду был очень благодарен ей за приют. Он молча глядел на неё и Наталья проговорила уже по-доброму:

— Иди в ванную. Вещи там оставь. Постираю я. У меня мужской одежды нету. Сухим полотенцем замотайся. Я тебе одеяло на диван положу сейчас. Только без глупостей! Ясно⁈

— Ясно, — Минус улыбнулся. — Спасибо тебе.

— Иди уже, покуда не передумала!

Серёга усмехнулся про себя, но покорно зашагал вперёд.

* * *

Морская 26 горела всеми окнами, несмотря на поздний час. В допросных нашлось место для каждого из подозреваемых, включённых в список, составленный Михаилом Фридриховичем. Лишь двое ещё оставались не обнаруженными. Михеев и Беляев. Остальных допрашивал лично фон Коттен, в присутствии Титова, и к вящему удивлению всех, самого министра.

Михаилу Фридриховичу претила сама мысль о том, что похищение дочери Столыпина устроили его же собственные подчинённые. Но полагаясь на подполковника, который прежде никогда не подводил своего начальника, фон Коттен буквально рвал и метал. В лучшем случае его ожидает отставка… А в худшем… Про худший не хотелось и думать…

Сейчас дошёл черёд до Остапчука, который в отличие от Пиранга, державшегося, словно ничего не произошло, изрядно занервничал. Остапчук, единственный из подчинённых Ричарда Юльевича, понимал, что его непосредственный начальник принимал живейшее участие в подготовке покушения на министра. Николай Алексеевич хорошо уяснил, что присутствие Столыпина на допросах — явно не предвещает ничего хорошего. Министр прознал о письме, которое прикарманил Пиранг, и теперь отвертеться не выйдет.

Фантазией ротмистра Господь не обделил. По совокупности прегрешений, Остапчук ясно вообразил строгий военно-полевой суд и качающуюся петлю. Он тщетно пытался успокоить себя, убеждая в том, что всё же найдётся шанс избежать позорной смерти. Николай выглядел до того растерянным, что фон Коттен рявкнул ему на ухо:

— Застращали тебя, да? А ведь служил! Да ещё как! Что ж ты, собака, у немчуры на поводу волочишься! Не понимаешь, дурак, что дело государственной важности! Вздернут за милую душу! Сознайся, Коля! — добавил он уже скорбным, почти отеческим тоном. — Ведь Ричард тебя покрывать не станет. Чего ты артачишься? Славный же офицер был! И как тебя угораздило…

Остапчук дрогнул. Крик или там угрозы, он бы ещё выдержал, но вот такую скорбь по своему поступку, Николай проигнорировать не сумел. Он тихо произнёс:

— Виноват, ваше превосходительство. Правда ведь, служил честь-по-чести, подлостей не творил. Окрутили меня, простофилю. Должности пообещали, а я и уши развесил… Душу свою продал… — и он уставился в пол.

— Горе… — фон Коттен вздохнул, словно грустя едва не больше Остапчука. — Значится так, Николай, — генерал-майор нахмурился, — ты натворил, тебе и расплачиваться, — при этих словах Остапчук жалобно посмотрел на начальника, — но коль уж совесть у тебя имеется, то и я тебе навстречу пойду. Весь расклад сейчас, истинно, как на духу! А я уж постараюсь огородить тебя, скудоумного, от виселицы.

При упоминании казни, Остапчук едва не всхлипнул, но сдержался. Он с благодарностью посмотрел на Михаила Фридриховича:

— Всё скажу! С чего начинать-то нужно?

Фон Коттен бросил вопросительный взгляд на Столыпина, и тот проговорил:

— Художества твои меня мало интересуют. Где человек, которого вы похитили с набережной?

— На Смоляной, тридцать четвёртый дом. Михеев сторожит, ваше превосходительство.

— Нашлась пропажа стало быть! — фон Коттен довольно хмыкнул. — А Беляев-то где?

— На Прилукской. Где явочная наша.

— Успеется, с перевёртышами этими… — Пётр Аркадьевич сурово сдвинул брови. — Что за документы вы перехватили⁈

— Признание… — Остапчук весь сжался.

— Какое ещё признание?

—