Читать книгу - "Проклятие дома Грезецких. Расследования механического сыщика - Тимур Евгеньевич Суворкин"

шагнули на металлический настил моста и направились было к воротам, но тут что-то щелкнуло, точно взвелись курки гигантского ружья. Веки на маске статуи поднялись, открывая стеклянные, светящиеся желтым огнем глаза. Раздался скрежет, и сфинкс начал подниматься. Он вставал медленно, но в каждом его движении чувствовалось лишь одно – титаническая мощь, заключенная в эту машину.

Маска робота пришла в движение, нижняя челюсть отъехала, открывая черный провал рта. Из чрева механизма послышался приглушенный шум, какой бывает, когда в автограммофон заряжают новую пластинку. Из пасти сфинкса раздалось шипение, а затем записанный на пластинку приятный женский голос произнес:

«Отгадайте загадку. Кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух, а вечером лишается рук и ног и лежит в луже крови, разодранный моими когтями?»

Машина помедлила несколько секунд. Затем четко произнесла:

– Правильный ответ: это вы.

Сфинкс со щелчком выпустил стальные когти, которыми явно можно было вскрывать бронированный жандармский локомобиль. Миг – и многотонная машина легко соскочила с постамента. Оглушительно загудел металл: тяжелые лапы ударили о мост.

Вытаскивать револьвер против такой махины я даже не пытался. Рванув за ворот выпустившую было лезвия Ариадну, я отшвырнул напарницу к себе за спину, после чего принялся медленно отступать.

Сверкая желтыми глазами, сфинкс неторопливо шел прямо на нас.

– Стоять! Стоять, идиотины кусок! – раздался громкий крик с крыльца одной из мастерских.

На дорожку выбежал молодой мужчина в кожаной куртке и белом шарфе. Следом за ним выскочила высокая, тощая как жердь женщина в простом черном платье и белом переднике, держащая в руках мокрый веник.

Сфинкс донесшимся приказам не внял от слова совсем и продолжил мягко идти в нашу сторону. Мужчина, кажется и не рассчитывающий на силу своих слов, добежал наконец до ворот и скрылся в стоящей возле них будке. Женщина же бесстрашно выскочила наружу и кинулась прямо наперерез многотонной машине.

– Варвара Стимофеевна, когти! – рявкнул мужчина, выбегающий из будки со стремянкой в руках.

Взмах отточенных лезвий охранной машины рассек воздух прямо перед лицом служанки. Ответный взмах. Мокрый веник рассек воздух прямо перед лицом сфинкса. Машина попятилась.

– Когти он мне показывать вздумал! – Варвара Стимофеевна вновь взмахнула веником и от души шлепнула сфинкса по бесстрастному железному лицу.

Янтарные глаза машины нехорошо полыхнули. В чреве робота раздался щелчок. Пластинка сменилась. Из граммофона послышалось угрожающее рычание.

– Рык он мне включать вздумал! – Варвара Стимофеевна наградила машину новым ударом веника.

Мужчина между тем уже расставил стремянку перед охранным механизмом и, взлетев по ступеням, принялся копаться в карманах. Достав оттуда целый ворох перфокарт, он быстро перебрал картонки и ловко сунул в прорезь рта сфинкса одну из них.

Робот замотал головой и попытался выплюнуть вставленную в него перфокарту, но вновь получил веником от служанки и наконец покорно принял свою участь. Прошло мгновение, затем другое. Щелкнуло. В голове механизма стремительно заработали шестерни. Цвет глаз сфинкса сменился с янтарно-желтого на изумрудно-зеленый. Облегченно вытащив перфокарту, мужчина спустился вниз. Машина же как ни в чем ни бывало вновь вспрыгнула на постамент.

– Вот ведь кара фараонова. – Служанка вскинула веник, грозя механизму. – Еще раз такое учинишь, мы тебя на запчасти пустим.

Мужчина устало поправил шарф и вздохнул:

– Варвара Стимофеевна, да что вы ему угрожаете, это машина, она ничего не понимает.

– Феникс Альбертович, я вас умоляю, да получше вас она все понимает, только вид делает, что дурная!

Я раздраженно кашлянул, привлекая к нам внимание. Вздрогнув, мужчина обернулся. Выражение на его лице было самое извиняющееся. Только сейчас я наконец нормально его разглядел. Он был моего возраста, весьма хорош собой, однако же на одну секунду чем-то Феникс Альбертович напомнил мне Орфея Клекотова, но прошел миг, странная ассоциация исчезла из головы.

– Неловко-то как вышло, простите! Братец, видно, опять утром охранный режим отменить забыл. Вот незадача. Вы не пострадали? У вас все хорошо?

Я возмущенно посмотрел на Грезецкого:

– Ничего себе охранный режим – он нас чуть не разделал!

– Да вы не беспокойтесь, сфинкс вас пугал только. Вы же видели – глаза желтым горели. Тут простая сигнализация: зеленый – иди, желтый – жди, красный – беги, и притом желательно со всех ног. – Мужчина вдруг хлопнул себя по лбу, шагнул к нам, протягивая руку: – Феникс. Без отчества можно. Брат хозяина этой усадьбы.

Он крепко пожал руку мне, затем Ариадне, посмотрев на мою спутницу с явным интересом. Потом указал на служанку:

– А это Варвара Стимофеевна, наша экономка и ангел, на котором здесь все держится. – Феникс улыбнулся.

Служанка сухо кивнула, настороженно глядя на нас.

Феникс продолжил:

– Нам уже звонили с завода. Прошу в усадьбу. Платон уже извещен, вот-вот он закончит работу в лаборатории и присоединится к нам. – Феникс еще раз покосился на охранную машину и повел нас внутрь двора.

Около мраморных ступеней главного входа в усадьбу невозмутимо возлежали на постаментах еще двое сфинксов. Глаза их горели спокойным зеленым светом.

– Занятные механизмы, – кивнул я на машины. – Давно сделаны?

– Да при декабристах еще. – Феникс пожал плечами. – Сами знаете, что в Петрополисе творилось, когда Пестель власть взял. Времена неспокойные настали, вот прадед наш, Тифонослав Грезецкий, тогда их и собрал для защиты усадьбы.

Феникс гордо улыбнулся, смотря на машины, но тут же нахмурился.

– Одна беда, постоянно штуки какие-то выкинуть норовят. Платона, как старшего в роду, они по голосу слушаются, но остальным в них перфокарты запихивать надо, а с этим так порой намучиться приходится, хоть вой.

Пройдя мимо безразлично наигрывающих какие-то граммофонные мелодии охранных машин, мы поднялись на крыльцо с безукоризненно выбеленными колоннами и вошли в усадьбу.

Расположились на втором этаже, в зале, который Феникс назвал Сибирской гостиной. Естественно, обставлена она была полностью под стать названию: полы были выстланы паркетом из кровавой ели, из угла скалилось десятком пастей многоглазое чучело ложного медведя. Стены украшали костяные копья и каменные палицы, коими пользуются воины племен, живущих за рекой Обь, а также костяные маски младших сибирских богов.

На дальней же стене висело авторское повторение знаменитой картины Архипа Еменджи «Ночь на реке Лене в 1667 году».

Затаив дыхание, я невольно шагнул ближе. Мастерство художника зачаровало меня. Рушащаяся на тайгу двухвостая зеленая комета, казалось, была написана не красками, а самим светом. Сияющая дорожка на глади реки Лены ощущалась живой и колеблющейся.

Детальность полотна изумляла. Будучи большим ценителем живописи, я видел первый вариант картины несколько лет назад, когда, отстояв огромную очередь, посетил выставку Общества поощрения художеств. Уже тогда работа мастера поразила меня, однако висящее в усадьбе полотно было еще лучше. Картина будто ожила сильнее. Воздух стал еще ощутимее. На переднем плане появились вспугнутые птицы и бегущие прочь звери. На берегу реки затеплил окошко маленький скит, увенчанный серебристым крестом, возле которого стояла крошечная, сделанная в один мазок кисти человеческая фигурка. Без сомнения, художник изобразил святого Левонтия, первого из людей, что узрел сошествие в наш мир сибирских богов.

От созерцания чудесной картины меня отвлекли раздавшиеся шаги: в зал вошел хозяин усадьбы. Профессор прикладной механической медицины Платон Альбертович Грезецкий оказался высоким, болезненно