Читать книгу - "Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан"

Не знаю, сколько я подслушивал их первобытную страсть, но в конце концов отошел к хибаре Трема, откуда тоже лился его и Сиэмени рык. Не такой, казалось, дикий, как у Недальи с Колотом.

Я беззвучно, лишь бы не поймали, отодвинул прогнившую деревяшку, про которую сказал Трем, просочился за частокол и вернул ее на место.

Вдаль тянулся простор безмятежного луга. Так я и стоял. Просто стоял перед ним, а грудь тяжко ходила вверх-вниз. Лес вдалеке еще не расстался с зеленым покровом, хотя осень уже набирала силу. От этого пейзажа я вновь задышал, стихли ревевшие в черепе стоны Недальи и Колота. Траву незримым языком вылизывал ласковый ветерок. Здесь, за стеной, бурьян затапливало рыжим желточным сиянием. Кое-где осень уже посеребрила тленом его гобелен, точно плесенью.

И тут я сорвался с места. Бросился очертя голову в объятия воли под пологом надвигающейся ночи. Я в жизни не заглядывал за лагерные стены, но с каким радушием меня приняли потемки, сморившие всю Минитрию. Забылся дремой и лес, чьи очертания напоминали тело уснувшего великана.

Глава седьмая

ДАЛИЛА

Время есть наша привязь, что отделяет богов от смертных. Забыть об этом не позволит золотой шпиль, что плывет по небу вокруг Минитрии. Там, среди облаков, царствует Великий Архонт, первый из ангелов и охранитель завета времени – тот, кто после каждого цикла добавляет к году по месяцу.

– Из Каселуды

В Вороний город мы брели неспешно. Брели вначале по клочковатой тропке и, миновав очертания Басксина, вышли на проторенную дорогу.

Джеремия поделился с нами пайком на день.

Бэк сетовал, что натер мозоли на руках, потому что отец сегодня велел передоить скотину.

– Зато не заскучаешь! Мой-то отец – писарь… – досадовал Перри.

– Ну и что? – влез Джеремия. – В Басксине вообще скука смертная! Зрящим ничего нельзя, все грех! – Он набил рот хлебом, как бы насильно затыкая поток крамолы.

Говорят, Зрящие посмеиваются над теми, кто не верует в Осулара: якобы им не миновать забвения. Отец же считает, что, когда настанет конец времен, таких, как Джеремия, Владыки не спасут. За кем же, интересно, правда?

Я на секунду посмотрела на Перри, который улыбнулся в ответ. Больше не смогла: всего секунда его взгляда, а у меня уже затрепетало в груди.

Какое любопытство, какая жизнь плескались в его глазах! Сколько всего они выражали, вплоть до самых тонких чувств! Щеки круглы, подбородок – маленький и скошенный. Перри быстр, быстрее нас; где бы ни оказался, он без труда очаровывает окружающих, даром что еще ребенок. Бывало, я так заглядывалась на него, что мысленно соединяла черточками его редкие веснушки.

– Чуете? – оживился Джеремия.

Я едва не вспыхнула, поняв, что открыто глазею на Перри, и отвернулась к предместьям скромного Вороньего города. С той стороны и вправду веяло запахом сливочного масла, который обычно сулит свежую выпечку. Городок гудел и, по-видимому, готовился к спонтанным гуляниям по случаю утреннего набата.

Оказалось, никто не знал точного дня, когда родится Семя, – на это была отведена тысяча лет. Однако стоило колоколу пробудиться, о делах тотчас позабыли, чтобы справить новый, неожиданный праздник.

Мы направлялись в гущу торжества. Акарские трущобы, приобнимавшие каменную городскую стену с одного бока, были скрыты от нас. Впереди тракт расширялся, и я воображала, как дохожу по нему до самой Клерии. Фантазиям добавляли красок грандиозные, лучшие предания о ней.

Мы прошли в распахнутые городские ворота, и до нас донесся оживленный гам. Туда-сюда сновал между прилавков люд.

Булочники и разносчики еды светились от счастья: кто в такой день откажет себе в удовольствии по праву чем-нибудь угоститься?

Аппетитно тянуло хлебом с маслом и дымком тлеющих углей. Осенний день был хмур, но это не омрачало веселья. Даже под серым небом всеобщий грай поднимал настроение. Нам улыбались навстречу, не скупясь на добрые пожелания.

– Храни вас одиннадцатое Семя!

Из нас сильнее всего происходящее околдовало Джеремию.

– Ребята, а расскажите про Хаар, – попросил он.

– Что именно? – уточнил Перри.

Мы успели протиснуться в просвет между взрослыми.

– Да так. Ничего, – замялся он. Мясистые щеки затянуло румяными, как на яблоке, крапинками.

Прилавков было столько, что глаза разбегались, но мы шагали строго в одно место: в трактир под шутливым названием «Розмариновый постой». Шутливым потому, что хозяйку звали Розмари.

Раз в неделю трактир открывал двери для детей. Розмари нанимала бардов, которые потчевали нас преданиями о далеком прошлом, о сотворении Минитрии, о надвигающемся Хааре. На сей раз детский день по случайности выпал на рождение нового Семени.

Мы впорхнули на крыльцо и перешли на быстрый шаг, легко ступая по деревянным половицам. Еще не началось!

Столы и стулья в зале раздвинули, образуя сцену. Дети сидели с подогнутыми ногами прямо на полу. Пахло пролитыми элем и вином, въевшимися в половицы, и жженым жиром от сальных свечей. До чего добрый, родной запах, ведь без него представление немыслимо.

Нам с дурацкой улыбкой резво замахал Дейл, подзывая. Он ждал нас четверых. Мы прошаркали в его угол и уселись рядом, скрипнув половицами. Бард перед нами настраивал лютню.

Сегодня выступал Галливакс. Золотистые локоны его свободно ниспадали растянутыми валиками. Худощавый, как Фредерик, с такими же тонкими длинными пальцами и узким станом, Галливакс все же держал себя с определенным изяществом: сам расслаблен, на вытянутом лице играет тонкая добрая улыбка. Даже острый клинышек бородки ему шел. Было видно, что бард живет не на широкую ногу, но ему хотя бы достало дохода купить бурый жилет и чистую белую блузу – а та, вернее всего, стоила немалых денег. Немалых, но не таких, чтобы прослыть в Вороньем городе богачом из богачей.

Галливакс улыбнулся, пленяя нас еще сильнее. Мы зачарованно ждали, когда он начнет. Его взгляд скользнул по тесной юной публике, запечатлел каждое лицо.

– С какой песни начнем?

Взметнулся лес рук.

– Об Эрефиэле и Белом Ястребе! – предложил Перри, не в силах выбрать кого-то одного.

– О магии красок! – выкрикнул Джеремия.

– Об акарской войне!

– Об асаманском конфликте!

– О третьем Семени!

– О столетней драконьей войне!

Голосили наперебой, перекрикивая друг друга. В конце концов Галливакс выбрал счастливчика.

– О сотворении солнца и луны! – По-видимому, его ухо уловило лишь эту просьбу.

Не знаю, кто ее выкрикнул. Возможно, Галливакс нарочно указал между детьми, чтобы каждый подумал на соседа. Он перекинул изящную лодыжку через колено, поерзал, упер лютню в бедро и извлек из струн первую ноту.

Галливакс свел брови, погружая