Читать книгу - "Овцы смотрят вверх - Джон Браннер"

– Вам это нравится? – спрашивал Децимус. – А теперь подумайте о тех, кто вынужден питаться таким дерьмом, потому что альтернативы нет.

Но все это было очень давно. За супермаркетом Пег нашла полупустую стоянку. На нее выходила дверь с надписью «Только для служащих». Дверь была заперта изнутри. Рядом тем не менее находилось окно, забранное рифленым стеклом, через которое, если к нему прильнуть, можно было различить неясные силуэты. Красные фигуры, шевелясь, постепенно становились белыми – Санта-Клаусы переодевались, сбрасывая свои подбитые ватой наряды.

Пег прислушалась, надеясь услышать голос Остина.

– Все это очень плохо, приятель. Ну и пусть. Да не кашляй ты на меня! У меня дети дома, а счета от докторов нынче неподъемные. И у всех то же самое.

Так продолжалось некоторое время. Кое-кто из Санта-Клаусов, раздевшись, отправлялся в дальний угол комнаты, откуда доносился шум воды – они принимали душ. Человек в черном костюме, появившийся в комнате, прокричал:

– Полегче с водой! Кончается.

– Только в аду ничего не кончается, – произнес хриплый, явно туберкулезный голос; человек был способен лишь на сип, но не на крик.

– Горячая хоть? – добавил он чуть громче.

– Какое там! – ответили ему из глубины комнаты. – Как моча дохлого поросенка.

– Тогда заплатите мне, и я пойду. Врач запретил мне простужаться. И вашу драгоценную воду я вам сэкономлю.

– Не обвиняй меня! – сказал, по-видимому, тот, что был в черном. – Не я тут правила устанавливаю.

В наступивших сумерках ни один из бывших Санта-Клаусов не заметил Пег. Пятеро из них сели в свои машины, причем последняя, отъезжая, оставила после себя легкие клубы дыма – достаточное на сегодняшний день основание для ареста. Шестой пошел пешком.

– Остин! – произнесла негромко Пег, пристраиваясь рядом.

Человек не замедлил шаг и даже не повернулся к ней, но узнал.

– А, девушка-репортер! – сказал он. – Решила наконец бросить меня на растерзание волкам?

– Что?

Пег шла рядом с Остином, не без усилий подстраивая шаг под его шаги, слишком длинные для его в целом небольшого роста. В присутствии Остина Трейна ты просто вынужден напрягать мышцы.

– Хочешь сказать, что явилась сюда не по делам газеты, так?

В тоне Остина звучал сарказм.

Пег, желая оттянуть время (не так-то просто заговорить о смерти близкого человека), показала на парковку.

– Там у меня машина, – сказала она. – Подвезти тебя? Это «хейли».

– О, все приличия соблюдены? Пар вместо бензина? Нет, спасибо. Ты что, забыла? Я всегда хожу пешком.

Пег схватила Остина за руку и заставила его повернуться к ней. Приглядевшись в неясном свете, она заметила в нем лишь небольшие изменения. Он сбрил бороду, которую носил в былые времена, но лицо осталось таким же, как и три года назад: высокие скулы, приподнятые брови, тонкие, чуть искривленные усмешкой губы. Ну, может быть, чуть поредели каштановые волосы.

Его ироничная улыбка взбесила Пег. Желая сбить его самодовольство, она взорвалась:

– Я пришла сказать тебе, что Децимус умер!

Он же просто произнес:

– А я знаю.

И что? Все эти часы без еды и отдыха, рискуя потерять работу – все это было напрасно?

– Но это случилось только этим утром, – слабым голосом произнесла Пег.

– Мне очень жаль. – Остин оставил свой ироничный тон. – Ты ведь любила его, верно? Хорошо, я проеду с тобой в твоей машине.

Пег продолжала идти – чисто механически, и теперь Остин подстраивался под ее замедлившийся шаг, что, если не забывать о его неуемной энергии, не могло его не злить. Не говоря более ни слова, они добрались наконец до парковки, освещенной ртутными лампами, и до ее «хейли».

– Теперь я даже не знаю, любила ли я его, – неожиданно сказала Пег.

– Боюсь, на тебя это не похоже, – произнес Остин. – Ты всегда знаешь, что, где и как. Доказательство сему факту – то, что ты меня нашла. Это же было непросто, верно?

– Верно, – согласилась она.

Палец с оторванным ногтем все еще болел, и ей не без труда удалось вставить ключ в скважину двери.

– Забавно, – проговорил Остин, оглядывая машину.

– Что забавно?

– Люди думают, что пар – это чистота. Моя бабушка жила в доме, позади которого проходила железная дорога. Так она боялась вывешивать белье на улицу. Сажа, копоть… Я и вырос, думая, что пар – это грязь. Прятался от паровозов.

– И как, здорово натренировался прятаться? – спросила Пег, открывая машину со стороны пассажирского кресла. – Выбрал такое имя, Трейн, потому что у тебя отменный опыт тренировок?

– Дурацкая шутка. В некоторых странах «трейн» означает капкан или ловушку.

– Я помню, ты говорил. Прости. В следующий раз я возьму машину, работающую на фреоне.

Пег села на водительское место и посмотрела на свои руки.

– О черт, – сказала она. – Меня трясет. Не будешь возражать, если я закурю?

– Нет, конечно.

– Так нет или да?

– Нет, – сказал Трейн. – Тебе нужен транквилизатор, а табак из них – не самый опасный.

Он повернулся к ней вполоборота.

– Пег! У тебя была масса проблем. Я ценю это.

– Тогда почему меня встречают так, будто я несу на себе бациллы чумы? – спросила она, роясь в сумочке. – Ладно. Откуда ты про все узнал?

– Децимус должен был сегодня со мной встретиться. Когда он не явился, я навел справки.

– Черт! Мне следовало догадаться.

– Но он ехал не только ко мне. У него в Лос-Анджелесе работает сестра, и он еще собирался решать какие-то семейные проблемы.

– Я про это не знала. Он никогда не говорил, что у него есть сестра.

Пег со злостью ткнула тыльной стороной ладони в кнопку зажигания на приборной панели.

– Они были в ссоре и не виделись несколько лет… Пег, мне действительно жаль! Просто ты работаешь в таком месте, что я реагирую автоматически, на рефлекторном уровне. Я слишком долго жил в свете прожекторов, ты же знаешь, и я порвал с этим бесповоротно, когда понял, что эти люди используют меня, чтобы всем показать, как они пекутся о мире, хотя, по сути, им на него наплевать! После нас хоть потоп! Поэтому я устроил дымовую завесу и исчез. Но если все будет идти так, как шло все последнее время…

Трейн посмотрел на свои руки. Именно руки Трейна вдруг сказали Пег, что этот человек мог бы ей и понравиться – несмотря на торчавшие у него отовсюду шипы и колючки. Руки были чуть великоваты для его тела, словно у скульптора или пианиста, и, несмотря на чуть толстоватые суставы, руки были красивы.

– Если один репортер знает, где меня найти, – сказал он, – узнает и второй. А где двое – там и