Читать книгу - "Площадка - Михаил Юрьевич Третьяков"

Пока, пока «Титаник» плывет.

Матросы продали винт эскимосам за бочку вина,

И судья со священником спорят всю ночь,

Выясняя, чья это вина.

И судья говорит, что все дело в законе,

А священник — что дело в любви.

Но при свете молний становится ясно:

У каждого руки в крови.

Но никто не хочет и думать о том,

Пока «Титаник» плывет.

Никто не хочет и думать о том,

Пока, пока «Титаник» плывет.

Я видел акул за кормой,

Акулы глотают слюну,

Капитан, все акулы в курсе,

Что мы скоро пойдем ко дну.

Впереди встает холодной стеной

Арктический лед.[4]

Мои музыкальные пристрастия настолько эклектичны, что порой я и сам не понимаю, чем мне нравится та или иная композиция. В моей подборке можно встретить попсовые песни и рок, классическую музыку и хард-рок, и я не вижу в этом никаких противоречий. Музыка помогает преодолеть мне усталость, помогает забыть шум дождя, а еще, самое главное, — когда она играет, я могу не думать. Хотя, если вслушиваться в текст и анализировать происходящее вокруг, становится как-то жутковато. Мне кажется, что город со всеми его жителями — это «Титаник», а значит, судьба наша предопределена и остается только вопрос о том, кто же спасется.

Отгоняю дурные мысли. Косохлест сегодня на удивление силен. Пока я дошел до автомобиля, мне показалось, что меня действительно исхлестали.

До работы я доехал относительно быстро. Припарковался, как обычно, напротив здания.

Сказать по правде, нет ничего более стабильного, чем научно-исследовательские институты, или просто НИИ. Все они в той или иной степени похожи друг на друга, будь они в столице или на периферии. Здание, в котором я тружусь, легко узнаваемо и запоминается благодаря необычной раскраске фасада, которая за время моей работы не менялась ни разу, серое с красным. Шесть полноценных этажей — это, конечно же, слишком много в наше время для науки, тем более что раньше штат института составлял порядка ста двадцати научных сотрудников, а теперь осталось от силы тридцать. Конечно, проблема и в том, что заработная плата у нас, как у бюджетников, не самая высокая, да и, несмотря на все усилия правительства по привлечению молодых, в науку никто не идет. Первый этаж стоит закрытым последние десять лет. Руководство неоднократно пыталось сдать его в аренду, но только никто почему-то не хотел занимать пустующие площади.

В нашей лаборатории работает всего пять человек: шеф, Андрей, два инженера и я, а числится еще где-то около пятнадцати мертвых душ. Про Андрея и одного из инженеров я уже упоминал, а вот второй требует дополнительных пояснений.

Курцев Николай Семенович — дедушка под восемьдесят, но еще бодренький. На работе застать его нереально, но, несмотря на это, свои небольшие деньги он получает по делу. Каждый раз, когда возникает поломка, особенно если речь идет о приборе выпуска какого-нибудь махрового года, шеф, о котором я расскажу дальше, звонит ему. В зависимости от важности прибора и его значения для работы лаборатории Семеныч может прийти в день, когда ему позвонили, или на следующий. Совершаемые им действия можно назвать колдовством, потому что поддерживать приборы на протяжении сорока лет, с моей точки зрения, может только человек, наделенный магическими способностями. Курцев не имеет высшего образования, но это нисколько не мешает ему выполнять свои должностные обязанности.

Шеф — это особая песня, вот уж о ком можно было бы писать роман. Сергей Иванович — высокий, худой, с феноменальным черепом и при этом совершенно лысый. Нос огромный,