Читать книгу - ""Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев"

будет тебе ни рейда, ни трофеев, ни денег. Понял, лузер?» И ведь что интересно – впитывают мгновенно. Синицын только дотошно выясняет, что каждое слово значит. Словечко «лузер» ему очень понравилось, а еще – «задрот». Последнее даже больше, поскольку русское и ассоциации вызывает несколько другие, чем в моем времени – от слова «дрочить». Расспросил меня Потапович, и что означает «кровавая гэбня». Ответил, что это существо, которое никто не видел, но все боятся.

– Как вурдалак? – уточнил Синицын.

– Во, во! – согласился я. – Он.

– Тогда – да, страшно, – согласился Потапович. – Там, на лугу, вы и вправду на него походили, Платон Сергеевич. Уж не взыщите за прямоту.

Я только посмеялся.

Завершив дела с отчетом и отправив пленных французов в штаб дивизии, Спешнев распорядился готовить праздничный ужин. Традиция такая сложилась. Офицеров, вернувшихся из рейда, угощают те, кто оставался в полку. В ответ приглашенные дарят устроителям разные ништяки из трофеев – например, трубку, бритву, кожаный несессер, шейный или носовой платок. Семейным офицерам (в полку их двое) перепадают дамские штучки – ленты, меховые муфты, нижние рубашки. Иногда их просят юные прапорщики – для сестер и матерей. Я соврал офицерам Давыдова, что рубашки мы не берем. Еще как! Маркитанты их из рук рвут и платят хорошо. Покупают меха, золотые украшения, дамскую обувь. Этим делом у нас заведует Синицын – он знает, что брать, а чего не стоит. Солдатам тоже перепадает: помимо денег, это разные полезные в быту вещи, как-то: сапоги, белье, ремни, иглы, ножницы, ножи, отрезы полотна и сукна. В хозяйстве все сгодится. Новобранцев тоже не обижаем – свои же люди.

Ужин проходил в сарае, где разместился штаб полка. И это нам еще повезло – приходилось и в палатке ютиться. Армия идет по разоренной земле: сначала дома жгли русские, а теперь – отступающие французы. Как сказал Семен, из сарая вынесли полтора десятка трупов замерших французских солдат. Такое здесь сплошь и рядом, и никого не удивляет. Убрали жмуров с глаз долой – и ладно. «Мертвые – в землю, живые – за стол».

Столом нам послужили уложенные на самодельные козлы половинки ворот. Вместо кресел и лавок – напиленные солдатами чурбаки. Сидим в шапках и полушубках – в сарае холодно. Угощение небогатое – каша и сухари. Мяса нет – оно здесь поставляется в живом виде, а бычки за армией не поспевают. Хорошо, удалось заправить кашу мясом из трофейных французских консервов – мы нашли в обозе несколько ящиков и притащили с собой. Благо свой провиант съели, и место в санях было. Сослуживцы поначалу отнеслись к консервам настороженно, почему-то считая, что это мясо лягушек. Французы же! Еле убедил, что говядина. Распробовали – понравилось. Ну, а с водкой проблем нет – интенданты исправно выдают винное довольствие, и у маркитантов по случаю можно купить.

Денщики расставили тарелки с парящей кашей, разлили водку по жестяным стаканам манерок. Семен поднял свой.

– Завершился очередной рейд нашего летучего отряда по тылам врага, господа! – сказал торжественно. – И опять успешно. Неприятель понес потери в солдатах и офицерах, лишился восьми пушек, а у нас все вернулись. Почти все офицеры полка побывали в рейдах и научились бить противника по новой методе. В дивизии нами довольны, в других полках завидуют. Я хочу поблагодарить капитана Руцкого. Это он все придумал и сумел получить позволение от светлейшего князя на создание отряда. Признаться, поначалу сомневался, но теперь рад. За здоровье Платона Сергеевича! Ура!

– Ура! – подержали офицеры, после чего дружно осушили стаканы и набросились на кашу. Скоро с ней было покончено, курящие достали трубки, за столом завязались разговоры. Ходившие со мной офицеры рассказывали о случивших боях, вспомнили встречу с отрядом Давыдова.

– Гусары на нас поначалу косились, – улыбнулся Синицын. – Дескать, это мы герои. Обозы громим, пленных берем. Но мы сказали им, сколько орудий у неприятеля заклепали – сразу зауважали. А потом Платон Сергеевич гитару у Давыдова взял. И вам скажу – перепел гусара! Как есть перепел.

Все уставились на меня. Я сделал вид, что раскуриваю трубку.

– Платон Сергеевич! – укоризненно сказал Спешнев. – Как же так? Гусарам пели, а своим нет?

– Поддержу! – раздалось от входа в сарай.

Все повернули головы. В проеме, оставшимся после снятых ворот, стояли Паскевич с адъютантом.

– Господа офицеры! – скомандовал Спешнев.

Все вскочили.

– Вольно, господа, – махнул рукой генерал и прошел к столу. Прапорщик Тутолмин освободил ему чурбак. Паскевич сел, после чего мы опустились на свои. – Пришел посмотреть на героев, отважно и умело бьющих французов, – сказал командир дивизии. – В армии уже поговаривают: Руцкий всех французов разогнал, нам не достанется.

Офицеры засмеялись.

– Но его счастье, кажется, кончилось, – улыбнулся Паскевич. – Из главного штаба пришел приказ. Два корпуса, в том числе наш, идут скорым маршем южнее Смоленска на Оршанскую дорогу. Ожидается, что по ней выступит Бонапарт со своей армией. Нам выпала честь преградить ему путь и разгромить. Командовать корпусами будет генерал Багратион.

– Ура! – воскликнул Тутолмин.

– Ура! – поддержали другие офицеры, и я с ними. Получилось! Получилось, вашу мать!

– Рад вашему настроению, господа, – сказал Паскевич. – В этом вы не одиноки – в других полках тоже ликуют. Готовьтесь, господа. Выступаем на рассвете. Идти будем быстро – нужно опередить неприятеля. Постарайтесь обойтись без отставших. По их числу буду судить о командирах. Понятно?

– Так точно! – ответил за всех Спешнев.

– А теперь спойте нам, Платон Сергеевич! – повернулся ко мне генерал. – Так, как только вы умеете.

Возникший за спиной Пахом сунул мне в руки гитару. И когда только успел сбегать? Я взял инструмент и пробежался пальцами по струнам. Что им спеть под такое настроение? А что, если?..

Господа офицеры, по натянутым нервам

Я аккордами веры эту песню пою.

Тем, кто, дом свой оставив, живота не жалея,

Свою грудь подставляет за Россию свою.

Кто сражался в пехоте, в атакующих ротах,

Кто карьеры не делал на паркетах дворцов.

Я пою офицерам, живота не жалевшим,

Щедро кровь проливавшим по заветам отцов.

Слова у этой песни простые, меняются сходу.

Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом.

За Россию и за веру до конца.

Офицеры, россияне, пусть нам Божий свет сияет,

Заставляя, как одно, стучать сердца…[584]

Спустя час я лежал в шалаше на бурке, постеленной поверх еловых лапок, укрывшись полушубком. Ноги – в валенках, на голове – вязаный колпак.